Записки корнета Савина:
Предисловие публикатора
| Содержание |
01
02
03
04
05
06
07
08
09
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
| Валя. Быль. |
Послесловие публикатора |
Примечания |
Фотоматериалы
XLII
Из Константинополя в одесскую тюрьму
Все случившееся произошло до того неожиданно, что я не успел опомниться, как
уже очутился на «Корнилове».
Я был до того потрясен, что, по прибытии на пароход, впал в бессознательное
состояние.
Я ходил по пароходу, пил, ел, отвечал на предлагаемые мне вопросы, но делал
это машинально, не понимая, где я нахожусь, и что со мною делается. В таком
положении пробыл я почти сутки.
Когда, наконец, пришел я в себя, то увидел, что сижу на палубе парохода,
идущего на всех парах по необозримому, слегка волнующемуся морю.
Я был уже не блестящий французский граф, претендент на болгарский престол, а
снова русский корнет Савин, узнанный, униженный и арестованный.
Я знал вперед, что буду оправдан судом по всем возводимым на меня уголовным
обвинениям, но невольно содрогался от ужасов современной инквизиции, называемой
предварительным заключением, которое предстояло мне переносить до суда и
оправдания.
Не скрою, что первой мыслью моей было снова бежать, и я стал придумывать план
бегства. Конечно, я не мог предполагать, чтобы по доставлении моем в Россию, не
были приняты самые строгие меры, чтобы меня довезти до Петербурга. Но путь от
Одессы был длинен и, при всех принимаемых мерах предосторожности, я все-таки
надеялся найти случай удрать. Мне даже пришла мысль совершить побег до приезда в
Одессу, то есть бежать с парохода.
С этой целью я завел разговор с сидевшим рядом со мною за обедом капитаном
парохода, оказавшимся очень милым и словоохотливым человеком, стал его
расспрашивать о курсе парохода, о близости берегов и каких-либо островов и т.
д., и узнал, что «Корнилов» идет прямо до Одессы, не заходя ни в какие порты, и
рейс его вдали от берегов. В одном только месте, близ устьев Дуная он проходит
не в далеком расстоянии от румынского берега и единственного имеющегося на
Черном море острова. Узнал я также от него, что на этом острове есть маяк,
который будет виден с «Корнилова», так как мы проходили всего в трех-четырех
вестах от него, в первом часу ночи, на вторые сутки пути.
Намотав все это на ус, я стал обдумывать план бегства. Для этого мне нужно
было взять один из многочисленных спасательных кругов, висевших на борту
парохода, и, надев на себя, броситься в море во время прохода «Корнилова» мимо
этого румынского острова.
Самым трудным в этом бегстве было обойти бдительность моего каваса, не
отходившего от меня ни на шаг. Единственным местом, где я оставался один, без
назойливого общества, была моя каюта. Туда он не осмеливался проникать,
довольствуясь охранением меня у двери. Вот из этой-то каюты и надо было мне
найти способ удрать. Осматривая ее хорошенько, я убедился, что это возможно.
Люк в каюте был настолько велик, что я мог свободно туда пролезть, но я
должен был при этом отказаться от спасательного круга.
Конечно, я решился бы все-таки исполнить задуманное, если бы к вечеру не
усилился ветер, и не взволновалось до тех пор спокойное море. При этом я стал
чувствовать приближение пароксизма невралгии, часто бывающей со мной.
Вот такой пароксизм невралгии случился со мною в эту ночь, вследствие чего я
забыл и думать о бегстве с парохода.
Всю ночь я промучился и ни на минуту не мог заснуть. К утру боль прошла, и я
пошел на палубу, чтоб подышать свежим воздухом. Погода была восхитительная, буря
стихла.
- Как ваше здоровье? - спросил меня любезно капитан.
- Благодарю вас, немного полегчало, - ответил я ему.
- Ну и отлично, так как мы уже подходим к Одессе и через час будем на якоре.
Вон уже видна земля.
Вглядываясь по направлению, указанному капитаном, я увидел на горизонте
черную полосу: это был русский берег. Сердце мое невольно сжалось; меня охватило
томительное чувство страха неизвестности, ожидавшей меня. Заметив это, капитан
сказал мне с видимым участием:
- Не унывайте, Бог даст, все уладится.
Эти сердечные слова совершенно постороннего человека меня немного успокоили,
и я спросил его, не знает ли он, кому меня передадут по приезде в Одессу.
- Не знаю, - ответил он. - Мне поручено только довезти вас до Одессы.
Наверное, консул уже телеграфировал градоначальнику о вашем прибытии на
«Корнилове».
________
Во время визировки паспортов на «Корнилов» прибыл градоначальник, адмирал З.65,
в сопровождении полицеймейстера и начальника порта. Войдя в кают-компанию,
обращенную в канцелярию, градоначальник обратился к капитану, спрашивая, где я
нахожусь.
Услыхав этот вопрос, я подошел к адмиралу.
- Вы спрашиваете меня, ваше превосходительство?
- Это вы Савин? - сказал он, оглядывая меня с ног до головы.
- Нет, я не Савин, а граф де Тулуз-Лотрек, но, по ошибке русского консула в
Константинополе арестован и препровожден сюда под этим, мне не принадлежащим
именем, почему считаю нужным заявить об этом вашему превосходительству, прося
рассмотреть идущие со мной документы и, по рассмотрении их, меня освободить.
- Так вы отрицаете ваше тождество с корнетом Савиным и требуете вашего
освобождения? - воскликнул он с иронической улыбкой. - Ну, на это я не
уполномочен, а поступлю, как мне поручено из Петербурга и пока отправлю вас в
тюрьму. - Полковник, - обратился он к стоявшему тут же полицеймейстеру, -
отвезите сейчас же под усиленным конвоем «его сиятельство» в тюремный замок и
поступите с ним, как я уже вам говорил.
Затем, отвернувшись от меня, он стал разговаривать с жандармским капитаном.
- Пойдемте, - сказал мне вполголоса полицеймейстер, - я уже приказал ваши
вещи снести в карету.
Конечно, мне не оставалось более ничего, как последовать за полицеймейстером.
По выходе с пристани меня посадили с двумя околоточными надзирателями в
карету, по бокам которой ехали два полицейских верхами, полицеймейстер же ехал
впереди на своей паре.
В таком порядке мы двинулись через всю Одессу в тюремный замок, находящийся
далеко от пароходной пристани, у самого вокзала, на Куликовом поле.
Сдав меня смотрителю тюрьмы, полицеймейстер уехал, а меня отвели в секретную
одиночную камеру, в отделение, предназначенное для политических. Это была тюрьма
в тюрьме.
Мертвая тишина царила в этом каземате, и кроме двух жандармских
унтер-офицеров, сменявшихся через кадык шесть часов, я в первые два дня никого
не видел.
Наконец, на третий день ко мне пришел помощник смотрителя.
- Почему меня держат тут, в отделении для политических? - спросил я его.
- Не знаю, - ответил он мне. - Таково распоряжение градоначальника.
- На каком же основании вы меня держите, по чьему постановлению?
- Никакого постановления на ваше содержание у нас нет, а держим потому, что
вас привез полицеймейстер с приказанием градоначальника вас содержать в
политическом отделении со всевозможною строгостью.
- Да это совершенно противозаконно.
- Отчасти да, - ответил мне помощник смотрителя. - И если вы недовольны,
жалуйтесь прокурору.
В этот же вечер я написал прошение прокурору Одесского окружного суда.
После подачи прошения прошло с неделю, и я уже терял надежду на какой-либо
результат, как в одно прекрасное утро дверь моей камеры отворилась, и ко мне
вошел помощник смотрителя с каким-то мне незнакомым господином
- Я прокурор здешнего окружного суда, - сказал, обращаясь ко мне, незнакомец.
- Прошение ваше я получил и счел своим долгом повидать вас. Вы находите ваше
содержание под стражей незаконным?
- Совершенно верно, господин прокурор. Меня содержат здесь без всяких
законных оснований, по чистейшему произволу административных властей, и я прошу
вашего заступничества.
- Но вас принимают за некоего Савина, который разыскивается петербургским и
калужским судами.
- Прекрасно, господин прокурор, на арестование Савина, может быть, и есть
законное основание, но отнюдь не на содержание под стражей графа де
Тулуз-Лотрека, а я именно и есть то лицо, коим именуюсь.
- Чем вы докажете, что вы графа де Тулуз-Лотрек, а не Савин? Можете ли вы
указать на лиц, могущих вас удостоверить?
- Здесь, в Одессе, я никого не знаю, но в других местах, конечно, найдется
масса лиц, знающих меня.
- Так укажите этих лиц и места их жительства, и я распоряжусь вас немедленно
отправить для удостоверения вашей личности.
- Мне кажется, - возразил я ему, - что это совершенно лишнее, когда у меня
есть все необходимые бумаги и формальный паспорт, удостоверяющий, кто я такой.
Если желают проверить подлинность этих документов, то достаточно телеграфировать
тем официальным лицам, которые их выдали, начиная с русского консула в Триесте
господина Маллейна, который меня лично знает и подтвердит не только подлинность
выданного им мне паспорта, но и опишет мои приметы.
- Видите ли, граф, написать, даже телеграфировать консулу в Триесте я могу,
но это не поведет ни к чему. Что бы ни ответил мне консул, я не вправе вас
освободить, так как вы арестованы не судебными властями Одесского округа, а
препровождаетесь только через Одессу в Петербург. Освобождение ваше зависит от
петербургских властей, предписавших арестовать вас в Константинополе. Если вы не
Савин, то вас, по прибытии в Петербург, немедленно освободят, а потому мой вам
совет просить о скорейшем вашем отправлении.
После этого визита прокурора пропала последняя надежда на освобождение, и мне
оставалось терпеливо ожидать отправки.
Записки корнета Савина:
Предисловие публикатора
| Содержание |
01
02
03
04
05
06
07
08
09
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
| Валя. Быль. |
Послесловие публикатора |
Примечания |
Фотоматериалы
|