Мой дед был человеком замечательным — мудрым, ласковым, с чуть хитроватым всепонимающим прищуром сквозь поблескивающие кругляшки маленьких очков по моде 50-х. Сигарета «Дукат» в прокуренном почти дочерна пластмассовом мундштуке и пишущая машинка «Олимпия», неторопливо клацающая ночи напролет. Журналист, юрист, он издавал еще до революции копеечную газету «Одесский листок», член Бунда, политрук у Котовского. Во время Гражданской войны его расстреливали с большой командой заключенных, но пуля лишь скользнула по спине. Потом он выбрался из-под трупов, наспех присыпанных землей. У него собирались бойцы бригады Котовского, писали воспоминания о героических походах. Они совсем не были похожи на героев: степенные старички в сероватых льняных костюмах, опирающиеся на обязательные палки с резиновыми наконечниками. Чудеса и легенды его жизни — романтика моего детства.

Эта книга — документальная повесть. Все в ней — бесхитростная правда, история, записанная сразу по окончании войны, пока еще все свежо в памяти. Рассказы моей матери о тех же событиях совпадают с рассказом деда. Мама прятала бабушку за шкафом. Они во время оккупации оставались в Одессе. Кормила их швейная машинка «Зингер», которая чудом сохранилась. Мама, внешне непохожая на еврейку и вышедшая замуж за русского (она носила его фамилию) за несколько месяцев до начала войны, довольно легко получила оккупационные документы и не боялась ходить по городу, носила в тюрьму передачи, а позже посылала их через партизан в гетто. Выжили чудом.

Рукопись была подготовлена к изданию в 1946 году в одесском издательстве «Маяк», но до печати дело не дошло. Редактором был Нотэ Лурье, известный еврейский писатель. В начале 1980-х годов, лет через двадцать после смерти деда, мы разговорились с Лурье, оказавшимся нашим соседом по даче. Он хорошо помнил деда и эту рукопись. Узнав, что она сохранилась, предложил опубликовать ее в журнале «Советише Геймланд» («Советская Родина»), членом редколлегии которого являлся. Я отнес рукопись в редакцию на улице Кирова в Москве. Они долго думали, но печатать так и не решились. Социалистическая Румыния была в то время большим другом Советского Союза. Вспоминать о том, что во время войны румыны воевали на стороне немцев, было политически некорректно. Никому не хотелось вспоминать одесское гетто, Богдановку. Достаточно Бабьего Яра.

Политические казусы... Листки рукописи давно пожелтели, им около 60 лет. Но я продолжаю верить в то, во что верил мой дед — историческая правда рано или поздно бывает востребована.

***

Я позволил себе отредактировать рукопись, стараясь сохранить стиль изложения, присущий времени, убрал вставные «конъюнктурные» куски со снами о Великом Вожде, написанные с наивной надеждой, что при соблюдении правил игры книга может увидеть свет.

Есть еще один момент, который смущает — цифры, количество погибших. Они не имеют отношения к статистике. Это цифры — эмоции, их нельзя отрицать, но их нельзя принимать на веру. Впрочем, на белом свете достаточно людей, которые умеют считать. Живые обязаны считать убитых.

Александр Токарев

Москва, 2005 г.