Редакционный портфель Записки корнета Савина, знаменитого авантюриста начала XX века

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы

XXI

В больнице мне было очень хорошо. Сестры ухаживали за мной как нельзя лучше, стараясь во всем мне угодить. Доктор Мартенс, лечивший меня, был также очень добрый человек, не торопившийся меня выписывать, видя мое желание остаться подольше в больнице.

Моя жизнь его, видимо, интересовала, и он по целым часам просиживал у мня, слушая рассказы о моих приключениях. Он приносил мне книги, газеты и вообще оказывал всевозможные любезности. Из газет я узнал, что и здесь пресса не оставляет меня в покое.

Конечно, как всегда, газеты делали из мухи слона.

Так, например, «Кёльнская газета» говорила: «На днях через Кёльн провозили жандармы выданного Францией России одно из главных вожаков нигилистической партии, русского офицера Савина. По дороге в Берлин г. Савин сильно заболел и должен был быть отправлен в дюгсбургскую больницу св. Винцента, где он находится теперь на излечении. Состояние его здоровья, как мы слышали, безнадежно».

В другой газете, «Дюгсбугском дневнике», было напечатано следующее: «В нашей католической больнице в настоящее время находится известный русский нигилист Савин, товарищ и сподвижник Гартмана и Крапоткина, которого, ввиду своей дружбы к России, французское правительство выдало. Господин Савин заболел по дороге холерою».

Третья газета, «Католическое обозрение», сообщила: «из достоверных источников, полученных нами, нам известно, что русский нигилист г. Савин, находящийся теперь в Дюгсбурге на излечении в больнице св. Винсента, преследуется в России также за переход в католицизм, который он совершил во время своего пребывания в иезуитском монастыре в Бельгии, каковое преступление по русским законам наказуемо каторгой».

С этой-то, последней статьей пришла ко мне настоятельница больницы сестра Магдалина, с участием стала меня расспрашивать о моих делах и ожидаемых мною мучениях и пытках по прибытии в Россию.

Сначала я был удивлен этим странным разговором, но, прочитав газету, понял, в чем дело, и у меня явилась мысль воспользоваться статьей и фанатизмом католических сестер для моего спасения.

Сказав сестре-настоятельнице, что все это, действительно, правда, я просил ее зайти ко мне вечером, так как чувствую себя нехорошо и не в силах рассказать обо всем интересующем ее подробно. Оставшись один, я стал обдумывать новый план действий и вскоре убедился, что пришедшая мне мысль представиться преследуемым католиком могла меня спасти. Я вспомнил, что в чемодане моем валяются перламутровые четки, подаренные мне папою Львом XIII в бытность мою в Риме.

Вместе с четками я разыскал в бумагах приглашение на мое имя из Ватикана на аудиенцию.

Я положил папские четки и приглашение из Ватикана с папскою печатью на столик.

Сестра Магдалина пришла ко мне не одна, а с аббатом Берендом, настоятелем больничной капеллы. Это был толстенький, краснолицый, небольшого роста брюнет, лет сорока, с быстрыми, проницательными, черными глазами и орлиным взором.

Благословив меня и спросив о моем здоровье, аббат пододвинул два кресла к моей кровати, уселся с сестрой-настоятельницей и после непродолжительной паузы обратился ко мне:

- Скажите, пожалуйста, сын мой, правда ли, что пишут в газете, что вам предстоит по возвращении в Россию страдать за нашу святую католическую веру?..

На это я ему ответил, что не знаю, придется ли мне страдать в России, но совершенно справедливо, что я прожил несколько месяцев в иезуитском монастыре св. Игнатия, близ Люттиха, где монахи меня уговаривали поступить в их орден, и что во время моего пребывания там я исполнял все церковные обряды по догматам католической церкви, что равносильно присоединению к католицизму. После этого я был в Риме, где имел счастье представляться папе Льву XIII.

- Вот даже приглашение на мое имя на аудиенцию в Ватикан и четки, которые мне пожаловал святой отец при своем благословении…

Не успел я договорить этих слов, как аббат и сестра-настоятельница бросились на колени перед моим столиком и стали с благоговением целовать папские четки.

С этого дня аббат Беренд стал ходить ко мне ежедневно, просиживая со мною долгие часы.

Между прочим, он постоянно жаловался на притеснение веры.

Разговоры эти, конечно, были мне вполне на руку, и я воспользовался ими для приведения в исполнение задуманного мною плана.

- Знаете что, отец мой, - сказал я ему как-то раз. - Обдумывая свое настоящее положение, я решился по приезде в Россию, во избежание преследований, отречься от всего и сказать, что я никогда у иезуитов не жил и никаких католических обрядностей не исполнял. Это отречение спасет меня от угрожающей мне кары.

- Что вы говорите! - воскликнул с ужасом аббат. - Да это смертный грех - отречение от веры!.. Вы губите вашу душу! Лучше страдать, быть сосланным в Сибирь за нашу святую веру, чем отречься от нее!..

- Я не чувствую себя в силах это сделать, - возразил я, - и мне остается выбирать одно из двух: отречься от веры или бежать до возвращения в Россию...

- Конечно, бегите, сын мой, а не отрекайтесь от веры, - воскликнул он. - В бегстве нет греха и преступления. Вспомните, что святое семейство с младенцем Иисусом бежало от преследований Ирода. Бегите, бегите, сын мой, но не отрекайтесь от веры!..

- Легко сказать - «бегите», но как бежать? Кто поможет мне в этом? - спросил я аббата.

- Кто поможет вам?.. Конечно, Тот, Кто всемогущ и от Кого все зависит в жизни человека, - Господь Бог. С завтрашнего дня мы начнем о том Его просить. Будем молиться, служить молебны, прося надоумить нас помочь вам, сын мой, бежать. Я передам о том настоятельнице, и буду просить ее и всех сестер присоединить их молитвы к нашим, и я уверен, что Господь смилуется над нами и поможет вам в бегстве…

С этого дня аббат стал служить ежедневно молебны, за которые не забывал брать с меня по пяти марок, в пользу церкви, а сестры стали молиться о моем спасении и бегстве бесплатно.

Прошло несколько дней. Я стал поправляться и набираться сил. Пора было действовать энергично и переговорить откровенно с аббатом и сестрой-настоятельницей.

Раз как-то вечером, когда они оба сидели у меня, я выбрал подходящую минуту и сказал:

- Если вы хотите меня спасти, то это вполне зависит от вас. Согласитесь только на мой побег, и я уж сумею его исполнить. Поверьте, что я давно мог бы убежать из больницы, но меня удерживало уважение и благодарность, которые я чувствовал к сестрам и к вам, отец мой, и, конечно, я этого не сделаю без предварительного вашего на это согласия. Разрешите же мне это сделать, и я бегу немедленно.

- Нет, мы не можем этого сделать, - ответил аббат. - Выпусти мы вас, так мы не расхлебаем потом всех неприятностей и напастей, которые посыплются от наших гонителей-пруссаков. Это надо сделать умно и осторожно и так, чтобы за это не отвечать. Я придумал следующее: мы напишем начальнику полиции, что, в виду вашего поправления, мы не можем более отвечать за вас в ночное время, так как у вас нет никакого караула. Полицейский комиссар, наверное, пришлет сторожа, и тогда ответственность будет лежать на полиции, а не на больничной администрации. Бежать вам и тогда, конечно, будет не трудно, и мы вам всячески поможем.

Так и сделали. От больницы была послана официальная бумага в полицию с требованием ночного караула, который и был прислан на следующий день. Каждый вечер стал приходить полицейский для моей охраны.

Войдет, бывало, поклонится и уходит в коридор, где усаживается в большое кресло, специально для него поставленное у входа в комнату.

Я, большею частью, притворялся спящим и сильно больным, так что он, в конце концов, вообразил, что караулит полумертвого человека, а потому преспокойно спал в мягком, широком кресле.

Благодаря заботливости аббата и сестер, ему ежедневно давали сытный ужин, две-три бутылки пива и несколько сигар.

Я настолько был уверен в скором освобождении, что не особенно торопился бежать. Мне хотелось сначала хорошенько поправиться. Кроме того, я ожидал денег из России, в получении которых был совершенно уверен. Правда, у меня было до пятисот франков, зашитых в пуговицах, да, кроме того, около трехсот марок, пересланных официально, но этого было мало. Когда, наконец, деньги пришли, я решился проститься с сестрами и аббатом.

Я передал сестре-настоятельнице 300 марок за лечение и уход, а аббату дал сто марок на церковь и подарил папские четки, что привело его в неописанный восторг.

Наконец, настал давно ожидаемый день. Это было 29 июня. После обеда, по обыкновению, я просидел в обществе аббата, доктора и сестер весь вечер на балконе, но, как только стало смеркаться, я ушел в свою комнату и лег в постель, в ожидании прихода моего ночного караульщика.

По заранее обдуманному плану, я должен был покинуть больницу не ранее одиннадцати часов, так как предполагал отправиться прямо на пароходную пристань - к отходящему вниз по Рейну пароходу.

Опаснейшим моментом бегства был выход из комнаты, мимо спящего сторожа.

Все давно уже спало в больнице, когда пробило одиннадцать часов. С трепещущим сердцем я встал с постели, подложил под одеяло подушку и разные вещи, чтобы изобразить лежащего в ней человека и тихо подошел к двери. Шагах в трех от нее спал, развалившись в кресле, мой аргус. Рядом с ним на столе стояло несколько пивных бутылок. Я тихонько прошмыгнул мимо него вглубь темного коридора. Войдя затем в одну из выходящих в коридор пустых комнат, я отворил окно и выпрыгнул в него. Наконец я был свободен.

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы