Людмила Маркина

Царственная москвичка

Экспозиция «Елизавета Петровна и Москва» в Государственной Третьяковской галерее завершила выставочную «трилогию», растянувшуюся во времени. Первый проект «Екатерина Великая и Москва» осуществился в 1998 году. С него началось освоение «имперского» историко-художественного материала, который в советское время замалчивался. Год спустя была открыта выставка «Петр Великий и Москва», приуроченная к 300-летию Великого посольства. Московский аспект деятельности императрицы Елизаветы ранее никогда не подвергался специальному рассмотрению.

Вслед за отцом, императором Петром I, Елизавета Петровна по месту рождения смело могла назвать себя «москвичкой». Она появилась на свет 18 декабря (по старому стилю) 1709 года, в дни празднования «Полтавской виктории». Когда царю доложили о рождении здорового младенца, он провозгласил: «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с восшествием в мир дочь мою, яко со счастливым предзнаменованием вожделенного мира»¹. Младшая дочь Петра I и не венчанной его супруги Екатерины I родилась в «российском Вифлееме» — в царской вотчине Коломенское, где, по преданию, увидел свет и ее отец².

Царственный отец дал новорожденной имя – Елизавета (означает «Божья клятва» или «почитающая Бога»). На Руси почитали — Елисавету Константинопольскую, чудотворицу (24 апреля), Елисавету Праведную, Палестинскую, мать святого Иоанна Предтечи (5 сентября) и Елисавету Адрианопольскую, мученицу (22 октября). В древнерусском искусстве икон с изображениями святой Елизаветы известно немного. В Государственном историческом музее есть редкий образец — «Святая мученица Елизавета на фоне Новодевичьего монастыря», представленный на выставке.

Петр I питал к младшей дочери особенно нежные отцовские чувства. В обширном фонде «Переписки лиц императорской фамилии» (РГАДА) хранится несколько писем царя, обращенных к Елизавете. В мае 1710 года, когда малышке исполнилось четыре месяца, Петр I просил супругу «поклониться четвертной лапушке». Это послание, написанное во время подготовки к осаде Выборга, было отправлено со шхуны «Лизетка», названной в честь дочери. В письме из Амстердама от 4 мая 1717 года, адресованном уже непосредственно Елизавете, император сообщал «о хорошем здоровье своем и Екатерины Алексеевны»³. Как правило, царственный отец иронично-нежно обращался к дочери: «Лизетка, друг мой, здравствуй… дай Боже вас в радости видеть»⁴.

Елизавета Петровна была необычайно хорошенькой девочкой. Редкие портреты работы живописцев Ивана Никитина и Луи Каравака запечатлели миловидную блондинку с румянцем на лице и нежной кожей. Когда Лизаньке было восемь лет, она заболела ветряной оспой. Тяжелый недуг едва не обезобразил красавицу, но, к счастью, прошел «без повреждения личика», и в 1719 году голландский резидент Якоб Деби отмечал: «[Елизавета] очень прелестна и могла считаться совершенной красавицей, если бы цвет волос ее не был немного рыжеват, что, впрочем, может измениться с летами»⁵. Представление о натуральном цвете локонов цесаревны позволяет составить сохранившийся медальон (ГМЗ «Московский Кремль») и конвертик с волосами, приложенный царевной Натальей Алексеевной к письму Екатерине Алексеевне (РГАДА).

Москва для Елизаветы Петровны была той «малой родиной», где девочка провела детские годы, где сформировался ее духовный мир. Елизавета «в младых летах» была отличной смелой наездницей, она без устали скакала по подмосковным полям Измайлова и Перова. Для охоты цесаревна надевала изящный камзол, расшитый позументами, и белую рубашку с кружевным жабо. В таком «охотничьем» облачении она изображена на одном из портретов работы неизвестного русского художника (ГТГ). Сохранился охотничий инвентарь Елизаветы Петровны: именной нож, на клинке которого гравирован ее вензель; дамская полусабля с бриллиантовой гранью; австрийская аркебуза с изображением Венеры и Амура, стреляющего в оленей; легкий арбалет для женской охоты на птиц, созданный оружейниками Германии (ГИМ).

В отличие от Петра Великого, презревшего старый московский быт во имя нового европейского, Елизавета Петровна осталась верна древней столице на протяжении всего двадцатилетнего правления (1741–1761). Она многое сделала для расцвета в Москве науки и просвещения, театра и оперы, банковского дела и легкой промышленности,

Обзор Камер-фурьерских журналов и периодики тех лет помог составить «хронику» московской жизни Елизаветы Петровны. За пятьдесят три года жизни Елизавета Петровна посещала Первопрестольную двенадцать раз: в период коронации Екатерины I (1724), во время собственных коронационных торжеств (весна 1742 г.), празднования годовщины подписания «вечного мира» со Швецией (1744). Потаенные интимные страницы жизни Елизаветы Петровны также связаны с Москвой. Согласно легенде, в 1742 году в сельской церкви в Перове состоялось ее венчание с графом А.Г.Разумовским.

Коронации посвящен самый большой и красочный раздел экспозиции. Последовательность событий — от вступления Елизаветы Петровны в Москву (28 февраля 1742 года) до церемонии венчания на царство (25 апреля) — подробно воспроизведена в книге «Обстоятельное описание…»⁶, редкое издание (научная библиотека ГТГ) которого представлено на выставке. Богато иллюстрированный альбом открывается великолепным фронтисписом с портретом новой императрицы, выполненным «мастером тушевального художества» И.Штенглиным по оригиналу Л.Каравака. Гравюры И.А.Соколова, Г.А.Качалова и Х.А.Вортмана запечатлели въезд Елизаветы Петровны в Москву, шествие кортежа в Успенский собор Кремля, церемонию коронации, празднества, фейерверки и иллюминации, а также государственные регалии.

Анализ московских указов Елизаветы Петровны показал замечательный пример государственного подхода новой императрицы к управлению древней столицей. Уже в первый год ее правления (май 1742) вышло распоряжение «о строении в Москве домов по плану» и устанавливалась ширина улиц (восемь сажень) и переулков (четыре сажени). В 1748 году этот указ был закреплен еще одним (от 2 июля) о постройке «на погорелых местах» домов также «по плану». Таким образом, упорядочивался характер московской традиционной застройки, вносилась регулярность в строительство жилищ.

В отличие от Петербурга, где в елизаветинскую эпоху возникли Зимний и Летний дворцы, построенные Ф.Б.Растрелли, подобных грандиозных сооружений Москва не знала. То, что было возведено в 1750-е годы в Кремле и в Китай-городе, связано с именем Д.В.Ухтомского, возглавившего в 1747 году московскую архитектурную команду. Сразу же приступив к работе, при проектировании Кузнецкого моста (1751–1757) архитектор декларировал «регулярность и великолепие» барокко, столь соответствовавшее вкусу Елизаветы Петровны. В 1753–1757 годах под руководством Д.В.Ухтомского были перестроены в камне Красные ворота, повторившие деревянные коронационные ворота (1742) М.Г.Земцова. Однако их декоративное убранство свидетельствовало о новых стилистических веяниях. Все проекты, задуманные Д.В.Ухтомским: колокольня над Воскресенскими воротами Китай-города (1753), комплекс Госпитального и Инвалидного домов (1757–1759), церковь Святителя Алексия, митрополита Московского (1748–1751) и Никиты Мученика на Старой Басманной (1751) — находятся в соответствии со стилем Ф.Б.Растрелли.

Учитывая специфику деревянной застройки в древней столице, особое место в правительственных указах уделялось противопожарным мероприятиям. Пятого мая 1752 года в Москве разбушевался страшный пожар, который уничтожил значительную часть города и привел к многочисленным жертвам. В июне последовало распоряжение о «предосторожностях от пожара в присутственных местах», о «размещении заливных труб в разных правительственных и судебных местах и по улицам», «о присмотре за оным полиции» и о наличии в каждой полицейской команде «по шести парусных щитов». На следующий год снова возник пожар, в огне которого сгорел дворец в Лефортове и немецкая «Деревянная комедия» на Новой Басманной улице. В результате вышли указы «о недопущении впредь застраивать площади и о сломе находящихся на оных строений», «о запрещении крыть строения в Москве в ямских слободах соломою». «На обывательских дворах» надлежало также вырыть пруды, а кузнечные мастерские, где применялся открытый огонь, перевести подальше за город. В этой связи 27 мая 1753 года было запрещено «производить деревянное строение в двух частях города: в Кремле и в Китай-городе». Не забыты были погорельцы и нищие, которым запрещалось «праздно шататься», а надлежало отправляться в определенные для такого случая «ведомства и жилища». Для москвичей весьма важными были указы «о неповышении цены на лес, на всякие припасы и материалы».

Целый ряд мер был направлен на улучшение московских нравов. Так, в 1744 году вышел указ (25 января) «о воспрещении скорой езды по городу и о непроизношении бранных слов под угрозой штрафа». Во время литургии и крестных ходов запрещались продажа вина, а также «русская забава», кулачный бой.

Императрица решала и экологические проблемы большого города. Примером тому служит указ от 3 сентября 1747 года «о запрещении строительства вокруг Москвы винных и стекольных заводов, которые не обеспечены водными коммуникациями». При этом оговаривалось, чтобы использовался строительный материал «не из ближних мест», а издалека. Вырубка окрестных лесов запрещалась. При Елизавете Петровне прекратили существование так называемые убогие дома, или божедомки, где в огромных ямах складывали трупы умерших насильственной смертью. В 1743 году близ Марьиной рощи было построено специальное помещение — «анбар» для погребения мертвых. Его содержание осуществлялось из «неокладных доходов» Московской губернской канцелярии. Пять лет спустя за Мещанскою слободою было выделено поле для кладбища.

При Елизавете Петровне экономическая составляющая в политике Москвы значительно расширилась. В стране были упразднены внутренние таможни, поэтому прекратил существование Таможенный суд. На смену ему в мае 1754 года в Москве был учрежден «Словесный суд между купцами». А несколько дней спустя был основан первый в России Государственный заемный банк, который имел в Москве самостоятельный Дворянский банк. Почти одновременно (15 мая) в древнюю столицу перевели Комиссию внутренней портовой пошлины. С июня 1742 года из Санкт-Петербурга было переведено «монетное дело». Развитию легкой промышленности способствовали указы в 1744 году об организации шляпной фабрики купца М.П.Гусятникова, в 1753-м — фабрики сусального золота и серебра купца А.Федотова.

Отметим, что наряду с важными политико-хозяйственными указами случались и курьезные. Так, вышло указание «о недержании частным лицам медведей в городах». При каждом появлении императрицы в Первопрестольной предпринимались беспрецедентные по тому времени меры по наведению порядка в городе и меры предосторожности в отношении царственной персоны. По специальному указу Полицмейстерской канцелярии надлежало надзирать за чистотою Москвы и исправностью ее мостовых. В 1744 году для срочной уборки накопившегося вокруг Кремля мусора и «для очистки улиц» это ведомство повсеместно использовало труд «колодников» (кроме уголовников, совершивших тяжкие преступления). Строжайше запрещалось приезжать ко Двору тем московским дворянам, у которых в домах «есть больные корью или оспою».

За сравнительно короткое время правления императрицы Елизаветы Петровны произошли заметные сдвиги в развитии различных отраслей русской культуры: родился национальный театр и драматургия, сделала важные шаги на пути своего становления журналистика, были основаны первый российский университет и высшее художественное учебное заведение — Академия художеств. Специальный раздел на выставке посвящен деяниям императрицы как покровительницы наук и художеств.

Важнейшим событием для русской культуры и образования стало основание в Москве первого российского университета, указ о создании которого императрица Елизавета Петровна «благоволила» подписать 12 января 1755 года, в Татьянин день — день ангела матери своего фаворита И.И.Шувалова. Елизавета Петровна высоко ценила его порядочность, честность и неподкупность. И.И.Шувалов искренне и глубоко любил поэзию и искусство, обладал безупречным художественным вкусом. Он был первым русским меценатом, не только поддерживавшим молодые таланты, но и тратившим свои деньги на книги и произведения искусства, которые дарил в основанные по его инициативе учреждения. В экспозиции был представлен редкий портрет молодого И.Шувалова кисти живописца А.П.Лосенко (ГРМ).

Наряду с И.Шуваловым у истоков Московского университета стоял выдающийся деятель русского Просвещения — М.В.Ломоносов. Университет в Москве был основан как светское учебное учреждение, в нем не было богословской кафедры, а его студентами могли стать выходцы из всех свободных сословий. Он находился под «высочайшей протекциею», подчинялся непосредственно Сенату и был независим от прочих властей. Общее наблюдение за ним осуществляли кураторы, назначавшиеся верховной властью из числа просвещенных высокопоставленных особ. Первым куратором Московского университета был И.И.Шувалов. Церемония торжественного открытия занятий в университете состоялась 26 апреля 1755 года, в день празднования годовщины коронации Елизаветы Петровны. Первоначально Московский университет располагался в здании Главной аптеки, находившейся на месте нынешнего Государственного исторического музея.

Московский университет тогда состоял из трех факультетов (философский, юридический и медицинский). Первоначально для обучения приглашались профессора из Германии, университеты которой (Марбургский, Лейпцигский, Гейдельбергский и Геттингенский) считались в то время ведущими в Западной Европе. Одновременно из Петербургской академии наук были направлены последователи М.В.Ломоносова — Н.Н.Поповский, А.А.Барсов, Ф.Я.Яремский. В короткие сроки Московский университет подготовил собственные кадры профессоров. Среди первых — философ и математик Д.С.Аничков, медики С.Г.Зыбелин и П.Д.Вениаминов, юристы С.С.Десницкий и И.А.Третьяков, физик П.И.Страхов, естествоиспытатели М.И.Афонин и А.А. Прокопович-Антонский.

По инициативе Шувалова стала работать университетская типография, в которой печатались научная литература, учебники, газета «Московские ведомости». Уникальная по составу и количеству книг университетская библиотека на протяжении ста лет выполняла функции городской публичной библиотеки. При Московском университете начал действовать студенческий театр, который возглавил известный поэт и драматург М.М.Херасков. На его подмостках ставились пьесы русских и иностранных авторов, выступали ставшие впоследствии знаменитыми драматург Д.И.Фонвизин, дипломат Я.И.Булгаков, светлейший князь Г.А.Потемкин-Таврический.

С именем Елизаветы Петровны связано и основание 17 ноября 1757 года первого в России высшего учебного художественного заведения — «Академии трех знатнейших художеств». На выставке был представлен редкий тип Аллегории на основание Академии художеств работы неизвестного иностранного художника середины XVIII века (ГТГ). Богиня мудрости Минерва держит медальон с профильным портретом Елизаветы Петровны. Муза истории вписывает в книгу истории, лежащей на спине Сатурна, новое деяние императрицы. Фигурки путти с атрибутами (палитра, кирпич и скульптурная голова) олицетворяют живопись, архитектуру и пластику.

Впервые в концепцию выставочного «императорского» триптиха, осуществленного Третьяковской галереей, был введен раздел «Церковь и государыня». По отношению к Елизавете Петровне, отличавшейся особой набожностью, эта тема органична и весьма оправданна. В ее лице российская церковь впервые после петровских реформ, упразднивших патриаршество, обрела высокую покровительницу. В 1742 году императрица издала указы о предоставлении Святейшему Синоду больших полномочий, о назначении в Москву архиепископа, а также об открытии трех новых епархий. Впоследствии их количество возрастало год от года. Императрица возвратила многим монастырским обителям вотчины и расширила свободу пострижения в монашество. В 1743 году вышли распоряжения о том, чтобы родители обучали детей катехизису, так как при определении на государственную службу молодых людей его знание было необходимым. При Елизавете Петровне активизировалась миссионерская деятельность по окраинам империи, усилились поощрительные меры к крещению. В целом положение духовенства в России весьма улучшилось. Оно было освобождено от некоторых повинностей — полицейской, гужевой, постойной.

В укладе жизни императрицы светские привычки сочетались с чрезвычайной религиозностью. В вопросах церкви влиятельными лицами для Елизаветы Петровны были ее духовник Ф.Дубянский и бывший певчий, а затем тайновенчанный муж, осыпанный милостями и дарами, А.Г.Разумовский. Императрица любила читать духовные книги и слушать проповеди. При активном покровительстве государыни архимандриты Фаддей (Кокуйлович) и Кирилл (Флоринский) завершили многолетнюю работу над новой Библией. Первое ее издание увидело свет в Москве в 1751 году (последующие — в 1756, 1757, 1759 гг.). В экспозиции был представлен один из редких экземпляров издания 1751 года. Благоговение к святыням и церковному обряду заставляло императрицу проводить в храме многие часы. Однако после вечерни она могла отправиться на бал, а с бала — вновь спешить к заутрене.

Периоды пребывания Елизаветы Петровны в Москве были наполнены активной церковной жизнью. Она принимала участие в освящении новых храмов, присутствовала на службах и церемониях бракосочетания придворных, совершала паломнические поездки по монастырям. Особого внимания удостоился Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь, получивший этот статус по именному указу Елизаветы Петровны в 1749 году. Императрица пожаловала 30 000 рублей на восстановление после пожара деревянного шатра Воскресенского собора. Были возведены каменные стены, достроены монастырские корпуса, получили барочное завершение интерьеры.

Не оставляла императрица без своего попечения и Троице-Сергиев монастырь, удостоенный в 1744 году почетного статуса «лавра». Летом 1749 года государыня совершила паломничество в Троице-Сергиеву лавру пешком. Полторы недели ушло на то, чтобы пройти 60 верст от Москвы до монастыря.

Со времени Петра Великого в России сформировался один из важных социальных институтов монархического правления — Императорский двор. Это был целый мир, вобравший в себя государя и его семейство, придворных дам и кавалеров, фаворитов и приближенных, служителей и целый штат учреждений. В XVIII веке слово «двор» широко использовалось и часто являлось синонимом правительства страны и ее государственного аппарата. При императорском дворе всегда находились лица, относящиеся к верхушке социальной лестницы государства и общества. Их служебные обязанности, формы общения, времяпрепровождение и быт были нормативно закреплены в Табели о рангах 1722 года.

В эпоху царствования Елизаветы Петровны завершилось становление национального варианта императорского двора, сохранившего устойчивое сочетание православных обрядов с европейским богатством и великолепием, позволявшее достойно представлять Россию во внешнем мире. Начало ее царствования ознаменовалось целым рядом преобразований дворцового ведомства. Сразу же после переворота последовали значительные увольнения сторонников регентши Анны Леопольдовны и выдвижение придворных чинов из числа преданных императрице людей и ее родственников — Нарышкиных, Гендриковых, Скавронских, Ефимовских.

Характеризуя двор Елизаветы Петровны первых месяцев ее правления, Екатерина II отмечала, что он делился «на два больших стана или партии». Во главе первой стоял граф А.П.Бестужев-Рюмин, преследовавший интересы Англии, Венского и Дрезденского дворцов. Во главе второй — маркиз де Шетарди, который поддерживал сторону Франции и короля Пруссии. К ней примыкал лейб-медик И.Г.Лесток, один из влиятельных лиц во время переворота 1741 года. Особой милостью императрицы пользовался граф Михаил Воронцов, который также участвовал в перевороте. Женатый на племяннице императрицы Екатерины I Анне Карловне Скавронской, с которой Елизавета воспитывалась в детстве, он обладал дополнительным влиянием на государыню.

Наследовав от отца умение выбирать и сохранять способных деятелей, Елизавета Петровна призвала к служению при дворе новое поколение русских людей — А.Г.Разумовского, П.И.Шувалова, А.П.Бестужа-Рюмина, Я.П.Шаховского, братьев Воронцовых и Чернышевых.

Иконография Елизаветы Петровны насчитывает свыше ста изображений. Среди «державных» женщин на русском троне Елизавета Петровна по праву считалась самой привлекательной. От родителей она унаследовала прекрасные физические данные: высокий рост и красивую форму тонких рук и стройных ног от отца, а пышную грудь и густые волосы от матери. Практически все современники отмечали необычайные внешние данные императрицы. Леди Рондо, жена английского резидента при русском дворе Анны Иоанновны, оставила такое описание: «Принцесса Елизавета, которая, как вам известно, дочь Петра I, красавица. Она очень бела; у нее не слишком темные волосы, большие и живые голубые глаза, прекрасные зубы и хорошенький рот»⁷. Юная принцесса Анхальт-Цербстская, будущая великая княгиня Екатерина Алексеевна делилась своим первым впечатлением от встречи с русской императрицей в Москве 9 февраля 1744 года: «Поистине нельзя было тогда видеть ее в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была также очень красива; на императрице в этот день были огромные фижмы, какие она любила носить, когда одевалась, что бывало с ней, впрочем, лишь в том случае, если она появлялась публично. Ее платье было из серебряного глазета с золотым галуном; на голове у нее было черное перо, воткнутое сбоку и стоявшее прямо, а прическа из своих волос со множеством бриллиантов»⁸.

По-видимому, с детства любимым живописцем Елизаветы Петровны был французский мастер Луи Каравак (1684–1754). С 1716 года он прочно обосновался при русском дворе и пользовался приоритетным правом на портретирование Петра Великого и его семейства, в том числе и маленькой Елизаветы. Работы кисти Каравака, выполненные в стилистике рококо, нравились русской публике и заслуженно получили весьма широкий художественный резонанс. Авторитет придворного живописца и, наверное, старая детская привязанность Елизаветы определили первенство Каравака при выборе автора ее коронационного портрета. Высокий заказ был исполнен настолько удачно, что иконографический «тип Каравака» стал признанным официальным изображением Елизаветы Петровны, которое многократно копировалось и гравировалось⁹.

На протяжении 1740-х годов Л.Каравак вместе с помощниками трудился над серией портретов Елизаветы Петровны для рассылки их в российские посольства стран Европы. Канон, выработанный Караваком, не отличался особой глубиной или прозорливостью, он воплощал в себе общепринятые в европейском искусстве представления о величии и достоинстве монарха, демонстрируя при этом черты женской прелести, столь нравившиеся самой императрице.

Значительную роль в создании портретной галереи Елизаветы Петровны сыграл «гофмалер» Г.Х.Гроот (1719–1749), трудившийся при русском дворе с 1741 года. Немецкий художник создал несколько «малых портретов-картин», на которых русская императрица предстает в различных образах и облачениях: как полковник Преображенского полка, знатная дама на балу с маской в руке или прекрасная богиня Флора. Г.Гроот сумел тонко уловить вкус Елизаветы Петровны и отразить специфику придворной жизни ее царствования. Образ русской государыни, так любившей «смехи и забавы», трактован немецким мастером в духе рококо. Он как нельзя лучше соответствует описанию современника, Ивана Галеневского: «Лицом приятну кажет радость, / И сахарной рукой льет сладость»¹⁰.

Третьяковская галерея по праву гордится и демонстрирует свои шедевры, отразившие многоликий образ Елизаветы Петровны (например, камерные изображения кисти П.Ротари, Л.Токе). Особое место в собрании занимает уникальный портрет императрицы в цветочном обрамлении, созданный австрийским художником Г.Преннером. Здесь, наряду с идеей прославления представленной в медальоне русской царицы, цветы имеют конкретное символическое значение. Наверху, над головой Елизаветы Петровны, изображен огромный цветок подсолнечника. Если вспомнить о том, что в XVIII веке французский король Людовик XIV уподоблялся солнцу, то понятно главенство цветка, который всегда поворачивает свой лик вслед за светилом. Девиз под эмблемой подсолнуха из сборника Камерария 1590 года гласил: «Усну, когда скроется солнце».

В роскошном обрамлении превалирует роза — царица цветов. Здесь и красная роза — классический символ земной любви и страсти, и розовая — символ элегантной женщины в расцвете красоты, и белая, олицетворяющая небесное совершенство, и желтая — цветок удачи. Еще один представитель царского цветника на полотне — тюльпан. Живописец с большим знанием ботаники передал все разнообразие тюльпанов: огромных и маленьких, с удлиненными венчиками и выгнутыми лепестками. Их окраска поистине фантастическая: снежно-белая, ярко-красная, бархатисто-фиолетовая, желтая и пестрая, в полоску. С древности повелось дарить тюльпаны только тем, кто испытывает счастье. В Нидерландах, а затем и во всей Европе редкие луковицы тюльпанов ценились весьма дорого, поэтому их цветки служили признаком богатства и знатности.

Яркие цветы пионов, роз, лилий и гвоздик находятся в гуще мелких цветов гипсофилы и узорчатых листьев и просматриваются будто сквозь белую воздушную вуаль. В добавление к цветочной «массе» мастер использовал: гвоздику («цветок Зевса»), рябчик (Corona imperialis, «императорская корона»), пассифлору (Passiflora, «кавалерская звезда»). Все три названия подчеркивают царственную принадлежность изображенной. Цветки с короной между околоцветником и тычинками декоративной лианы пассифлоры перекликаются с орденской звездой Андрея Первозванного на груди Елизаветы Петровны. В роскошную гирлянду не случайно «вкраплены» цветущие маки небывалой красоты, символизирующие неувядаемую молодость и женское очарование.

В Москве, в Российском государственном архиве древних актов, собрано практически все документальное наследие императрицы. За кулисами государственной и светской жизни Елизавета Петровна оставалась чуткой женщиной. Не имевшая детей, она с особым чувством относилась к племяннику великому князю Петру Федоровичу и, поначалу, к его невесте великой княгине Екатерине Алексеевне (будущей Екатерине Великой). Когда усидчивая девочка в морозной Москве «заучивала наизусть тетради» с русской молитвой для принятия православия, она «схватила плеврит» и едва не умерла. Узнав о болезни принцессы, Елизавета Петровна, только что возвратившаяся из Троицкого монастыря, не заходя в свои покои, направилась в ее комнату в сопровождении А.Г.Разумовского, И.Г.Лестока и хирурга. Сидя у изголовья потерявшей сознание принцессы, она сама поддерживала во время кровопускания. Чтобы поднять дух больной, Елизавета Петровна буквально осыпала ее дорогими подарками¹¹.

Признанная модница, русская императрица постоянно и в огромных количествах заказывала в Европе наряды, украшения, туалетную воду. Елизавета Петровна заботилась о своей внешности на протяжении всей жизни. Она знала рецепты различных косметических средств. Так, Екатерина II вспоминала, что летом 1749 года императрица заметила сильный загар на ее лице и прислала «притирание». Рецепт императрицы («яичный белок, разведенный лимонным соком и французской водкой») оказался настолько эффективным средством, что «это притирание я употребляла и впоследствии» как «лучшее средство против воспаления кожи»¹². На выставке был представлен уникальный архивный документ с перечнем «Воды для обоняния и орошения»¹³, применяемой императрицей. Среди них – «вода кипрская жасминовая с амброю», «вода, называемая букет», «вода туберозовая» и «вода из виолетовых цветов». Из приведенных названий становится понятным, что любимым ароматом Елизаветы Петровны был цветочный. Вкус у Елизаветы Петровны был тончайший, в ее нарядах всегда присутствовало чувство меры и гармонии, несмотря на пристрастие к обилию бриллиантов.

В середине восемнадцатого века в России распространилось собственное производство шелковых тканей — парчи, штофов, атласов. Ткани стиля рококо отличались обилием цветочного рисунка, яркостью красок и наличием светлых фонов. Иногда тканый рисунок дополнялся ручной вышивкой. В этой связи красноречив архивный документ «Реестр платьев, внесенных в парадную опочивальню Елизаветы Петровны» середины 1750-х годов. Среди прочих названий: «алой рацеморовой полшлафорок под лиф тафты белой, алой рацеморовой карсет тафты белой на подкладку, желтой тафтяной полшлафорок, пунцовый тафтяной полшлафорок, белой полшлафорок, голубой гарнитуровой полшлафорок»¹⁴. В том же архиве хранится реестр «от нижайших мастеров» с указанием исполненной работы и цены за нее¹⁵. В период с 1753 по 1755 год портной Шефлер «за шитье платьица» просил заплатить 42 рубля 40 копеек, а портной Косман колоссальную сумму — 247 рублей 17 копеек. Мастер Шихт «за дело фижбенов» должен был получить — 53 рубля, а камердинер Бастидон «за сделанные парики» — 53 рубля. Как видим, в основном среди мастеров подобного рода преобладали иностранцы. Однако встречались и русские фамилии. Например, портной Гранин «за шитье платьица» просил 91 рубль. В документе приводятся сведения о «находящемуся при гардеробе сержанту Степану Пастуховскому издержанных собственных денег» за покупку лент и разных материй, а также «инструментов, свинцу и дубу» причиталось 40 рублей.

Многие из платьев и другие дамские аксессуары были утрачены еще при жизни Елизаветы Петровны: так, в московском пожаре 1752 года «императрица лишилась всего своего огромного гардероба». Сама государыня рассказала великой княгине, что «сгорело четыре тысячи пар платьев, и что изо всех них она жалеет только об одном, именно сшитом из той материи, которую я ей подарила и которая была прислана мне матушкою. Тут же погибли и другие драгоценные вещи императрицы, между прочим таз с разными каменьями, который был куплен графом Румянцевым в Константинополе и за который заплачено было восемь тысяч червонцев»¹⁶. Однако уже десять лет спустя утраченное было с лихвой восстановлено. Воспитатель Петра Федоровича Якоб Штелин свидетельствовал, что после смерти императрицы в 1761 году новый император обнаружил в ее гардеробе 15 тысяч платьев, «частью один раз надеванных, частью совсем не ношенных, 2 сундука шелковых чулок, лент, башмаков и туфлей до нескольких тысяч. Более сотни неразрезанных кусков богатых французских материй¹⁷». К сожалению, до нас не дошли подлинные платья из гардероба императрицы. Мы можем видеть лишь реконструкцию женского платья середины XVIII века, выполненную реставраторами ГИМа, возможно из ткани, принадлежавшей Елизавете Петровне.

Почти через два с половиной века перед нашими современниками открылась древняя столица времен блистательной императрицы, дщери Петровой и появилась уникальная возможность представить, как управляла и как жила российская самодержица.

Примечания

^[1] Цит. по: Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн. 2. Вып. 1-5. М., 1991. С.

² «Российский Вифлеем, Коломенско село, / Которое на свет Петра произвело, / Ты счастья нашего источник и начало…» (Сумароков А.П. Российский Вифлеем // Сумароков А.П. Полн. собр. всех сочинений. М., 1781. С. Сумароков А.П. Статьи // Русская проза XVIII века. Т.1. М.; Л., 1950.).

³ РГАДА. Ф.4. Переписка лиц императорской фамилии и других высочайших особ. Ед.хр.22. Л.2.

⁴ Письмо Петра I царевне Елизавете из села Преображенского от 2 февраля 1718.

⁵ Цит. по: Павленко Н.И. Елизавета Петровна. М., 2008. С.13.

⁶ Обстоятельное описание торжественных порядков благополучнаго вшествия в царствующий град Москву и священнейшаго коронования ея августейшего императорского величества всепресветлейшия державнейшия великия государыни императрицы Елисавет Петровны самодержицы всероссийской еже бысть вшествие 28 февраля, коронование 25 апреля 1742 года. СПб., 1744. С. 1-168.

⁷ Цит по: Императрица Елизавета Петровна и Царское Село. СПб., 2010. С.7.

⁸ Записки императрицы Екатерины II . Репринтное воспроизведение издания 1907 года. М., 1989. С.39.

⁹ Авторами живописных копий и гравюр были А.П.Антропов, И.Я.Вишняков, Х.А.Вортман, И.А.Соколов, И.Штенглин.

¹⁰ РГАДА. Ф.17. Ед.хр.171. Л.21.

¹¹ Записки императрицы Екатерины II. Репринтное воспроизведение издания 1907 года. М., 1989. С. 211-212.

¹² Записки императрицы Екатерины II. Лондон. 1859. Репринтное воспроизведение. М., 1990. С.82.

¹³ РГАДА. Ф.14. Придворное ведомство. Д.61. Л.17.

¹⁴ РГАДА. Ф.14. Придворное ведомство. Ед.хр.88. Л.9.

¹⁵ РГАДА. Ф.14. Придворное ведомство. Ед.хр.933. Л.3.

¹⁶ Записки императрицы Екатерины II. 1859. Лондон. Репринтное воспроизведение. М., 1990. С.144.

¹⁷ Цит. по: Анисимов Е.С. Россия в середине XVIII века. Борьба за наследие Петра I. М., 1986. С.149.