Даниил Санников

Борис Пильняк в Угличе

В январе 1934 года Борис Пильняк и Борис Пастернак вместе с Григорием Санниковым пишут некролог Андрею Белому, опубликованный в газете "Известия" (9 января 1934 года)¹. Дружеские отношения между Борисом Пильняком и Григорием Санниковым (1899-1969) установились намного раньше, и свидетельством этой дружбы была, в частности, совместная поездка в город Углич летом 1928 года. Они добирались от Москвы поездом до Савелова, затем вниз по Волге на пароходе. Свидетельств их пребывания в Угличе сохранилось немало.

В архиве Санникова есть фотография, сделанная в Угличе, в городском саду, на которой Санников стоит рядом с Пильняком. На снимке ( еще четыре человека, но о них позже. На одной из многочисленных фотографий из этого же архива с видами Углича тех лет изображен дом, а на обороте рукой моего отца сделана карандашная запись: "В лето 1928 г. в мезонине этого дома жил Борис Пильняк. Писал повесть о Лермонтове. Здесь же задумал "Красное дерево"". Дом этот принадлежал известной в Угличе семье Дмитрия Бучкина - ревнителя и хранителя старины. У него было три сына: художник Петр, врач Николай, балетмейстер Михаил, и дочь Александра. Дом в конце тридцатых годов был разобран.

Пильняк и Санников были в Угличе еще раз, в сентябре того же года, о чем рассказывает заметка в ярославской областной газете "Северный рабочий" (14 сентября 1928 года). Сообщается, что писатели "пробыли два дня... устроили литературный вечер", который "имел большой успех". По-видимому, приезжали они, чтобы отправить в Москву купленную ранее мебель красного дерева.

Одно из самых известных стихотворений Г.Санникова "Прощание с керосиновой лампой" (оно включалось во многие антологии) было написано в Угличе. Первоначально оно называлось "Город Углич", имело посвящение "Борису Пильняку" и кончалось строками: "Горяча заката киноварь, / Бредит город стариной / И во славе керосиновой / Потухает предо мной". Именно так оно было опубликовано в журнале "Красная новь" (1928, №10), а затем в сборниках Санникова 1929 и 1935 годов. Но в сборнике 1937 года (и во всех последующих, послевоенных) печаталось уже с другим названием и без посвящения. В посмертном сборнике: "Стихотворения и поэмы" (М.: Художественная литература, 1972) я попытался восстановить посвящение, но сестра отца, Клавдия Александровна Санникова, заведовавшая в "Худлите" отделом, решительно воспротивилась. На мое недоуменное: "Он же реабилитирован" - ответила: "Ты с ума сошел". Ей, наверное, было виднее.

В 1929 году в издательстве "Петрополис" вышли повести Пильняка "Красное дерево" и "Штос в жизнь", посвященная М.Ю.Лермонтову. Последняя еще раньше была опубликована в журнале "Красная новь" (1928, № 10). Под ней, как обычно у Пильняка, стоит место и дата окончания рукописи: "Углич, 22 августа 1928"². Город Углич в повести "Красное дерево" легко узнаваем. Хотя он нигде не назван по имени, речь определенно идет о нем: "В этом городе убили царевича Дмитрия, в шестнадцатом веке. Тогда Борис Годунов снял колокол со Спасской кремлевской церкви, тот самый, в который ударил поп Огурец, возвествуя об убийстве: Борис Годунов казнил колокол, вырвал ему ухо и язык, стегал его на площади плетьми вместе с другими дратыми горожанами - и сослал в Сибирь, в Тобольск. Ныне колокола над городом умирают".

На сборнике стихов "На память океану" (Тифлис: Закавказская книга, 1928) Санников сделал дарственную надпись (черновик ее сохранился в одной из записных книжек отца):

Город соборов

Дворец царевича

Красное дерево

Берег Волги

И

"Кирда-Орда"³

Милый Борис Андреевич

О днях голомянных⁴

Тебе!

Дружба, любовь и память!

В Угличе Пильняк и Санников приняли участие в дискуссии о Маяковском, устроенной в городском саду на эстраде летнего театра. По воспоминаниям жительницы Углича Тамары Леонидовны Лаврентьевой, записанным в 1991 году⁵, гости резко полемизировали с Маяковским и его друзьями - лефовцами. Это не удивительно, если учесть, что у Пильняка с Маяковским в то время были разногласия, перешедшие во взаимную неприязнь.

"Литературная газета" 2 сентября 1929 года вышла с шапкой на первой странице: "Против буржуазных трибунов под маской советского писателя. Против переклички с белой эмиграцией" и подзаголовком: "Советские писатели должны определить свое отношение к антиобщественному поступку Б.Пильняка". В подборке опубликована и заметка Маяковского "Наше отношение": "Повесть о "Красном дереве" Бориса Пильняк (так, что ли?), впрочем, и другие повести и его и многих других не читал.

К сделанному литературному произведению отношусь как к оружию. Если даже это оружие надклассовое (такого нет, но, может быть, за такое считает его Пильняк), то все же сдача этого оружия в белую прессу усиливает арсенал врагов.

В сегодняшние дни густеющих туч это равно фронтовой измене.

Надо бросить беспредметное литературничанье.

Надо покончить с безответственностью писателей.

Вину Пильняка разделяют многие. Кто? Об этом ( особо.

Например, кто отдал треть Федерации союзу пильняков?

Кто защищал пильняков от рефовской тенденциозности?

Кто создавал в писателе уверенность в праве гениев на классовую экстерриториальность?

От РЕФа В.Маяковский".

Доставалось от Маяковского и Санникову. В стихотворении "Четырехэтажная халтура", опубликованном в газете "Комсомольская правда" (5 мая 1926 года) есть строки:

А вокруг

скачут критики

в мыле и пене:

- Здорово пишут писатели, братцы!

- Гений Казин,

Санников - гений...

Все замечательно!

Рады стараться!

По рассказу уже упоминавшейся Т.Л.Лаврентьевой, перед входом в городской сад стояли молодые учительницы. Писатели узнали, что у них нет денег (вход был платным), и купили им билеты; так они познакомились. Это были - Римма Завидонова, Екатерина Коровина, Вера Емельянова. С ними и другими молодыми людьми, среди которых был коллега учительниц из гороно Александр Верюжский, писатели общались и после вечера. На обороте фотографии из отцовского архива надпись, сделанная, судя по почерку, Риммой: "В память об Угличе, о встречах с подружками. Октябрь 1928 г." Значит, снимок был прислан по почте. Сохранились и три письма из Углича, датированные 25 / IX, 19 / Х и 20 / ХII 1928 года. Во всех письмах ( отдельные обращения, подписанные Риммой, Катей, Капой⁶ и В.Емельяновой. Первое письмо адресовано "Г.А.Санникову и Б.А.П." (так на конверте). Обращения безличные: "Привет из Углича!", "Здравствуйте, друзья!", "Друзья" - и только у Веры Емельяновой: "Елене Аветовне <жена Санниковa ( приезжала в Углич с недавно родившимся сыном Никитой. - Д.С.>, Григорию Александровичу, Борису Андреевичу". Она упоминает о полученном ими письме, сообщает: "читаю вслух Ваши, Борис Андреевич, произведения... А за вами длинное письмо, я его жду ( Борис Андреевич". Катя сожалеет, что "так и не было Клычкова, который, по словам Г.А., хотел быть в Угличе". Во втором письме Римма говорит: "Были очень рады получить от вас весточку. Григорий Александрович нас очень обрадовал, написав, что с Борисом Андреевичем собираются в Углич". Вера: "Если приедете скоро, увидите себя в нашей стенгазете "Просвещенец", в которой отмечен ваш приездный, в достаточной степени"⁷ и "Привет всем, всем и, конечно, воробушку - Никитушке!" В третьем письме Римма справляется, "приехал ли Борис Андреевич?", Вера передает "большой привет от всех нас Елене Аветовне, Никитушке, П.А.Павленко, Борису Андреевичу, если он вернулся".

А Борис Пильняк в это время шлет письмо в редакцию журнала "Красная новь" с парохода по пути из Лондона в Гамбург:

"Северное море,

4 декабря 1928,

"Ян Рудзутак"

Дорогая подруга Редакция!

Кланяемся Вам и целуем Вас нежно! ( в море мы открыли, что вы, дорогая Редакция, оказывается, ( редакция морская, ( моряк Раскольников, моряк Санников, моряк (и командующий флотом) Павленко, ( а стало-быть, родная нашим морским бытийствам. Пишем мы Вам, чтобы доказать, что помним, благодарим, целуем и будем дома дня через три - четыре после этого письма.

Идем мы сейчас из Лондона в Гамбург (моряк Петруша! если будут из Лондона письма в адрес редакции, положи их в карман до моего приезда, это от Speranz'ы Howard). Меня, Бориса, англичане не пустили на берег ( был на судне, как зверь в клетке ( и очень доволен, ибо никогда бы не удосужился так пронаблюдать жизнь порта. Меня, Силыча, везде спускали, носился за папиросами и Wisky, носил кэпи задом наперед и поносил (при допросе) полицию.

Целуем Вас крепко,

Бор Пильняк

А Новиков-Прибой

Зампопро<зе> Павленке.

Зампопо<эзии> Санникову.

Поклон старшему поколению!

Вл.Ник. ( благодарность!

П.Павленке и Г.Санникову наказ: поклониться Елене Аветовне".

До рокового 1938 года еще почти 10 лет...