От эстетики к этике

 

Из переписки Д.В.Философова. 1920—1932

 

Архив Д.В.Философова, хранящийся ныне у автора этих строк (Сент-Джонс, Канада), чрезвычайно обширен, в нем заключено несколько папок с различными документами, коробки с письмами, комплекты дневниковых записей, мемуары, записные книжки, статьи, очерки, материалы выступлений, просто записки и небольшие блокноты. Бумаги Философова хранятся также в Отделе рукописей Библиотеки Варшавского университета, Литературном музее в Варшаве и в некоторых других государственных и частных архивах (в России это прежде всего Российская национальная библиотека в С.-Петербурге и Государственный архив Российской Федерации в Москве).

Эпистолярная часть наследия Философова заслуживает особого внимания и является наиболее значительной. Она включает в себя письма к Философову многих видных интеллектуальных деятелей Польши, Франции, а также семейную переписку за несколько десятилетий. Чрезвычайно велико количество заметок, выписок и конспектов, сделанных Философовым по прочтении книг своей библиотеки, собирания которой он не оставлял до конца.

Многое из архива Философова было утрачено после его смерти — во время Второй мировой войны и, в особенности, во время Варшавского восстания (1 августа — 2 октября 1944 г.); то, что осталось, было сохранено родственниками Философова. К этим материалам долго никто не обращался, и они стали постепенно утрачиваться; кое-что в послевоенные годы даже использовалось прислугой в качестве прокладок в комодах. Попытка составить опись или подробный каталог архива Философова до сих пор не предпринималась.

Судя по его архиву, можно сделать вывод, что Философов был человеком бережливым по природе: он хранил старые записные книжки, дневники, обрывки рукописей и, особо, даже некоторые запрещенные цензурой публикации. Еще при жизни он самолично просмотрел все свои литературные записи и сделал пометки на тех, которые, по его мнению, были наиболее ценными. Архивистом он был добросовестным и методичным. Разбирая свой литературный архив, он с совершенной очевидностью осознал всю важность своей миссии как писателя и летописца для потомков. Та последовательность, с которой он уничтожал одни свои рукописи и отсортировывал для хранения другие, объяснялась прежде всего беспокойством о безопасности тех, кто мог бы пострадать от большевиков, если бы записи, после его смерти, попали в их руки. Кроме того, подобно другим целомудренным натурам, он был очень чувствителен к возможности особого рода интереса к его личной жизни, — и вот другая причина уничтожения документов.

Наиболее интимная часть переписки Философова, согласно его завещанию, была уничтожена вскоре после его смерти в 1940 г. Но еще за три года до своей кончины Дмитрий Владимирович предусмотрительно переправляет часть архива к своим близким родственникам во Францию под опеку С.Лифаря. Немаловажно и то, что в последние годы жизни Философов стал придерживаться своеобразной привычки возвращать кипы писем их отправителям. Не исключено, что разрозненное собрание его личной переписки могло в конечном итоге осесть в руках частных коллекционеров.

Эволюция Философова от эстетики к этике, совершившаяся в 1920-е гг. в Польше и задавшая тон всей последующей деятельности Дмитрия Владимировича, предстает в его письмах, в том числе и тех, которые предлагаются вниманию читателя, достаточно ярко.

Публикуемые ниже тексты подтверждают, что интеллектуальные сношения с Мережковскими продолжались и после их расставания в октябре 1920 г. В ответных посланиях З.Гиппиус и Д.Мережковского — глубокое уныние, вызванное их физическим и духовным отдалением от Философова.

Письма Философова и его корреспондентов, хранящиеся в архиве, — источник новых биографических сведений. Достаточно сказать, что отношение к Мережковским в этот период, трансформация взглядов и системы ценностей у Философова благодаря письмам значительно прояснились. Они проливают свет на интересы, поведение и позицию Мережковских в течение их первых трудных лет в эмиграции. Эта переписка лучше всего объясняет решение Дмитрия Владимировича остаться в Польше для служения делу «освобождения России» под началом Бориса Савинкова, — то решение, которое обусловило его дальнейшую литературную и общественную деятельность.

В своем письме к Д.В.Философову (октябрь 1920 г.), написанном, вероятно, еще в Польше, как и в тех, что были посланы позднее, уже по прибытии Мережковских во Францию, Зинаида Гиппиус критикует непонятное и немыслимое для нее решение «Димы» остаться в Варшаве. С одной стороны, она не скрывает досаду и даже гнев по отношению к Философову, полемизируя с ним и стараясь подействовать на его самолюбие, с другой стороны, ее насмешки, в конечном итоге, переходят в просьбы и она отчаянно пытается склонить Философова к переезду во Францию.

В унисон с письмом З.Гиппиус звучит и письмо Мережковского Философову от 11 февраля 1921 г. — ответ на не дошедшее до нас письмо Философова. Мережковский порицает его, но в то же время говорит немало величавых слов о русском патриотизме Философова и его непреклонности в борьбе с большевистским насилием. Резкие перепады в суждениях друг о друге, соединенные с практически неистребимым желанием быть вместе, вероятно, и вносят особое очарование во взаимоотношения Мережковских и Философова, являются лейтмотивом этой переписки.

Подборка писем Д.В.Философова к З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковскому, Б.В.Савинкову, С. и Е. Стемповским, М.Домбровской, а также ответных писем З.Гиппиус и Мережковского охватывает период 1920—1930-х гг. Письмо Философова к Б.Савинкову в ответ на его письмо от 3 сентября 1924 г. было опубликовано в свое время (вместе с письмом Савинкова) в газете «За свободу!». Письма Савинкова из советской тюрьмы, в том числе и некоторые из тех, что были адресованы Философову, совсем недавно были заново изданы в книге «Борис Савинков на Лубянке: Документы» (2001). Однако письмо Философова, о котором идет речь, насколько нам известно, до сих пор в России не публиковалось.

Часть писем из канадского архива Д.В.Философова появилась в биографическом альманахе «Лица» (М.; СПб., 1994. №5. С.444-459). Этим объясняются хронологические и смысловые лакуны в представленной ниже переписке.

Письма расположены в хронологическом порядке. Текст публикуемых документов здесь и далее передан по правилам современной русской орфографии и пунктуации с сохранением некоторых авторских особенностей. Редакторские конъектуры даны в угловых скобках. Явные опечатки исправляются без оговорок. Все даты даются по новому стилю. Все выделения в тексте писем переданы курсивом.

 

1. Д.В.ФИЛОСОФОВ — З.Н.ГИППИУС

 

Зина, дело не в тебе, а в твоем окружении. Когда прошел момент «героизма» (побег), мы все, а Дмитрий¹ скорее всех, надели старые привычные туфли, для меня абсолютно непереносимые. Я ведь тоже ослабел, и душевно и телесно беру много на себя, но «бороться» с Дмитрием ежеминутно, буднично мне не под силу, и я могу только отстраняться. С другой стороны Володя². Его вечное присутствие и смотрение тебе в рот — меня нисколько не раздражает (я привык), а просто мешает, как загромождение в комнате, когда через стол или стул нельзя добраться до окна. С ним же делать мне нечего. А что он хочет делать, я не знаю. Может быть по своей вине. Я вообще вовсе не скрытный, а …³ и всякий лишний мне мешает.

 

А по совести говоря, наиболее правильное, а следовательно и праведное отношение к смыслу побега — только у тебя и у меня. Дмитрий проявляется в редкие ночные минуты, а Володя — не знаю. Он уж очень ребячлив.

 

Варшава, <не ранее середины февраля> 1920 <?>.

 

* * *

Оригинал п. хран. у проф. Т.Пахмусс (Урбана, США) и, вместе с рядом др. пп. (см. ниже), был любезно предоставлен автору коммент. для публикации в журн. «Наше наследие».

Вероятно, ответ на неиз. п. З.Н.Гиппиус. Расшифровано В.Злобиным.

Согласно дневникам З.Н.Гиппиус, Мережковские, В.А.Злобин и Д.В.Философов очутились в Варшаве в марте 1920 г., перед этим прожив некоторое время в Минске (куда они добирались через Бобруйск, после «побега» из Советской России в начале января 1920 г.) и Вильнюсе (см.: Гиппиус З. Варшавский дневник (1920—1921) // Гиппиус З. Дневники: В 2 кн. Кн.2 / Под общей ред. А.Н.Николюкина. М., 1999. С.298-299).

Публ. п. можно сопоставить с одной из тех «записок» от Д.В.Философова, о которых говорит З.Н.Гиппиус в своем дневнике, относя их к более раннему времени жизни еще в Минске. Эту фазу во взаимоотношениях распадающегося «триумвирата» (Мережковские — Философов) З.Н.Гиппиус характеризует так: «Необыкновенное согласие “убеждений”, однако, не приблизило к нам Диму. Он по-прежнему раздражался Дмитрием, чисто внешне, но непреодолимо. Писал мне записки, что “ко мне не пробиться, благодаря моему окружению, когда ни придет — тут же Володя, тут же Дмитрий”» (Гиппиус З. Ук. соч. С.289).

¹ Мережковский.

² Владимир Ананьевич Злобин (1894—1967) — поэт, прозаик, публицист, критик; секретарь Мережковских с 1916 по 1945 г., позднее наследник их архива. Первый официальный редактор-издатель газ. «Свобода» («За свободу!»). См. о ней ниже и во вступ. ст.

³ Так в тексте автографа.

 

2. Д.В.ФИЛОСОФОВ — З.Н.ГИППИУС

 

Варшава

7^го сент<ября> 1920

 

Зина. Вот и в твоем письме раздражение. Уж такова наша судьба. Серия наших заседаний по-видимому кончилась¹. Сегодня я освобождаюсь около 4 ¹/₂ и приду к тебе, чтобы поговорить по существу. Ты все не то упрощаешь, не то усложняешь. Надо как-то проще. Дело в том, что надо создать новый политич<еский> комитет. Ты, Дм<итрий>, Борис и я². Иначе мы запутаемся и ничего не выйдет. Мне кажется, что я к этому подготовил почву. Но мне надо поговорить с тобой наедине.

 

Твой Д.

 

* * *

Оригинал п. хран. у проф. Т.Пахмусс (Урбана, США).

Ответ на неизвестное п. З.Н.Гиппиус.

¹ Речь идет, вероятно, о заседаниях Русского политического комитета (впоследствии «эвакуационного», а затем и «попечительного» — Варшава, июнь (?) 1920 — окт. 1921 г.), по словам З.Н.Гиппиус, прикрывавшего «формирование русской армии в Брест-Литовске» (см.: Гиппиус З. Ук. соч. С.281). «В состав руководящего звена Эвакуационного (Русского) комитета вошли Б.Савинков (председатель), Д.Философов (вице-председатель), К.Гершельман, С.П.Глазенап, <Н.Г.>Буланов» (Гиппиус З. Ук. соч. Комментарии к дневникам З.Гиппиус. С.622). См. также вступ. ст. к публ.

² О политической деятельности Савинкова, Мережковских и Философова в Варшаве см. вступ. ст. к публ. См. также: Д. Стюарт Дюррант. Ук. соч. С.444-459.

 

3. З.Н.ГИППИУС — Д.В.ФИЛОСОФОВУ

 

<Варшава.> Октябрь, 1920.

 

Дима:

 

Ты, как всегда, почти неуловим и пропадаешь бесследно — именно тогда, когда ты больше всего нужен, и не только мне, но и Д.С.¹ Получил письмо мое в Париже?² Наконец мы решились оставить тех, кто оставили нас. Едешь ли ты с нами? Умоляю тебя ответить «да». Я спросила пана Владислава³, куда ты уехал. Он мне сказал «к Пилсудскому», однако обещал передать тебе это письмо с первой оказией.

Понимаю, конечно, что твое молчание нужно отнести ни к чему иному, как к суете Варшавской и к многочисленности твоих интересов. Но ты видишь, конечно, что происходит вокруг тебя. Все минуло, и мир, кажется, узок. Д.С. жаждет шири, а если останемся здесь, то будет как зверь <в> клетке метаться. Боюсь даже писать об этом. Боюсь выражаться каким-то сокращенным, условным языком. Лучше бы оставить все до встречи с тобой.

Мой дорогой друг — наша польская жизнь так сложна и запутанна. Никакие теории — ни твои, ни Савинковские не обоймут ее. Не помогут ни обещания Пилсудского, ни реформы, ни благие намерения. Поляки перестали слушать нас. Приняли благодарность и мирволили, как Володя⁴ говорит. И когда я пишу «наша польская жизнь», подразумеваю не только Варшавский период, но и нашу жизнь здесь во всех отношениях, наше знакомство с поляками, взгляды и отношения этих людей к нам. Теперь наши мысли вызывают насмешки, глумление, или вежливую пренебрежительность. Какое лицемерие!

Месяцы минули. Такие мелкие работы, неурядица с корректурами, но тогда все насыщало душу надеждой и гордостью. Неужели ты не видишь этого? Сегодня Д.С. сказал, что здесь наши убеждения — просто притворство. Мы больше не можем быть источником правды, и никакая гордость не может проистекать от того, что пишем здесь. Уже резко и откровенно выдвигается намерение государственной власти задавить нас. Видел ли ты ту статью в М.Н.⁵? Упоминаются и Свобода⁶, и ты в числе многих других. К чему все сие? Газеты грубо и прямо наплевали на новую Россию. Испытываю чувство ненависти и отвращения. Все маски уже сорваны, и наши старые друзья внушают омерзение.

Не думай, что хочу тебя поучать. Извини, если мои слова дают такое впечатление. Ужасно хочется сохранить в тебе человека, с которым могу искренно обо всем говорить. Прошу тебя не отшатнуться от нас. Сообщи о себе поскорее.

 

Зина

 

* * *

¹ Мережковский.

² О каком п. З.Н.Гиппиус к Д.В.Философову идет речь, установить не удалось.

³ В.Журавский. Был привратником в доме, где Философов жил в то время в Варшаве; часто передавал почту и сообщения Философову.

⁴ Злобин (см. прим. 2 к п. №1).

⁵ Польская газ. «Mysl niepodlegla» напечатала резко критический материал о русских организациях в Варшаве в сент. 1920 г.

⁶ «“Свобода” — русская варшавская газета, начала выходить 17 июля 1920 г., название предложено Ф.И.Родичевым, с 4 ноября 1921 г. — “За свободу!”. Первый официальный редактор-издатель — В.А.Злобин, затем — В.Н.Рымер, М.И.Мацеевский, А.Н.Домбровский, Е.С.Шевченко. Девиз газеты — “За Родину и Свободу!” Постоянные сотрудники в 1920—1921 гг. — Б.В.Савинков, З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковский, Д.В.Философов, А.А.Дикгоф-Деренталь, А.Л.Бем, В.В.Зеньковский, Леон Козловский (будущий премьер-министр Польши). Фактическими редакторами были А.И.Гзовский (июль-декабрь 1920 г.) и В.В.Португалов (декабрь 1920 — декабрь 1923). Политическим кредо ЗС с момента основания оставался непреклонный антибольшевизм, установка на “активные методы борьбы”, включая террор, а также неприязнь к монархической эмиграции. В 1926—1931 гг. ЗС тесно сотрудничала с парижским органом “непримиримой” эмиграции — журналом “Борьба за Россию”. Среди постоянных сотрудников во 2-й половине 1920-х — А.В.Амфитеатров, В.Л.Бурцев, поэты А.Кондратьев и И.Северянин. Прекратила выход 5 апреля 1932 г. в результате соглашения с варшавскими монархистами (группой С.Л.Войцеховского) и была преобразована в газету “Молва” (1932—1934)» (Арцыбашев М.П. Письма Борису Савинкову / Предисл., подгот. текста и прим. Д.И.Зубарева // De visu. 1993. №4 (5). Прим. С.61-62).

После высылки по требованию советского правительства (нота от 4 июля 1921 г.) Б.Савинкова и членов Русского политического (эвакуационного) комитета (ликвидирован осенью 1921 г.) из Польши, Философов становится фактическим хозяином газеты (вплоть до ее закрытия в 1932 г.). См. также: Гиппиус З. Ук. соч. Комментарии к дневникам З.Гиппиус. С.623. См. вступ. ст. к данной публ.

 

4. Д.В.ФИЛОСОФОВ — З.Н.ГИППИУС

 

4 янв<аря> 1921 <?>

 

Борис¹ напоминает броненосца на отмели. Мальчишки, играя, залезают в каюты. Он очень похудел, осунулся. Надо быть им, двужильным, чтобы продолжать быть напряженной струной. Мы через шесть недель или провалимся, или бурно оживем. Думаю, будет последнее, т.к. Пилсудский относится почти с нежностью. Я говорил с Бор<исом> часа 3 ¹/₂ о Евгении Ивановне². Т.е. он мне рассказал всю историю, с тою объективностью, на которую он иногда способен. Я положительно утверждаю, что 3/4 Е<вгения> И<вановна> наврала. У нее есть способность к истерической, чисто женской лжи. В день моего отъезда из Парижа она меня вызвала. Разговор был просто неприятный. Жалко ее, но вместе с тем глупа она непомерно, и лжива. Вот уже «женское»! Хочет «скрыться», чтобы никто не знал, где она.

О Reilly³ ни слуху, ни духу. Буду писать каждую неделю. Курьер выезжает отсюда по средам.

 

Ваш Д.

 

* * *

Оригинал п. хран. у проф. Т.Пахмусс (Урбана, США). Написано, вероятно, в Варшаве (см. ниже).

¹ Б.В.Савинков.

² Евгения Ивановна Савинкова (Зильберберг) — вторая жена Б.В.Савинкова (об их сыне Л.Б.Савинкове (1912—1987) см.: «Три недели беспроственого кошмара…». Письма С.Рейлли / Публ. Д.И.Зубарева // Минувшее. М.; СПб., 1993. Вып.14. С.305). Жила в Париже, участвовала в террористических организациях Б.Савинкова. Инцидент с Е.И.Савинковой З.Н.Гиппиус в своем дневнике относит к декабрю 1920 г. Ср.: «История Евг. Ив. Изумительная грубость Савинкова <…> На днях Дима уезжает обратно в Варшаву» (Гиппиус З. Ук. соч. С.320). Здесь имеется в виду отъезд Д.В.Философова из Парижа. Поездки Философова в Париж, если верить этому источнику, относятся к концу 1920 г.: одна — с 13 по 23 окт., 10 дней (отчет опубл. в газ. «Свобода»: 1920. №84. 23 окт.); другая — в конце нояб. — декабре. (См. подробнее: Гиппиус З. Ук. соч. С. 291, 320. Комментарии к дневникам З.Гиппиус. С.625). Философов бывал в Париже и позднее.

⁴ Сидней Джордж (или Георгиевич) Рейлли (Sidney George Reilly; 1874—1925) — коммерсант, агент британской разведки, тесно связанный с Савинковым и Д.В.Философовым по конспиративной работе. См. о нем вступ. ст. и коммент. к п. №11 данной публ., а также др. наше сообщение: Д. Стюарт Дюррант. По материалам архива Д.В.Философова // Лица: Биографический альманах. М.; СПб., 1994. №5. С.453-459. Здесь, в частности, публ. п. С.Рейлли Д.Философову за авг. 1921 г.

См. также: «Три недели беспросветного кошмара…». Письма С.Рейлли / Публ. Д.И.Зубарева // Ук. соч. С.275-310.

 

5. Д.С.МЕРЕЖКОВСКИЙ — Д.В.ФИЛОСОФОВУ

 

<Париж.> 11 февраля, 1921.

 

Дима, друг мой хороший! Как я жалею, что не могу поколебать вашего решения, и более того, кажется, что у вас складывается все более враждебное отношение именно к тем людям, которые, более чем кто-либо другие, чувствуют такую любовь и уважение к вам, и с которыми вы провели немалую часть вашей жизни.

По моему убеждению, самая неприятная сторона во всей этой печальной истории заключается в том, что судьба Б.С.¹ стала воплощением злой фортуны, без чего наша личная трагедия имела бы, наверное, совсем другой конец.

Молюсь на то, что духовно вы еще с нами. Позвольте сказать вам, что ваша героическая и самоотверженная борьба за свободу России вызывает во мне глубокое уважение. Нам нужно попытаться отрешиться от мыслей и сосредоточиться на чувствах, чтоб преодолеть наши разногласия, ибо я чувствую, что раздумья уводят нас далеко друг от друга. И все же, не смотря на географическую удаленность, существует нерушимая связь, соединяющая нас, и существует некая область наших душ, сокрытая и невыразимая, которая и делает нас близкими друзьями.

 

Обнимаю вас,

 

Дмитрий С.

 

* * *

¹ Бориса Савинкова. После поражения русского антибольшевистского движения в Польше, в связи с заключением Рижского мирного договора, мнения Мережковских о Савинкове разделились. З.Гиппиус возненавидела Савинкова по многим причинам (см. уже цит. дневники З.Гиппиус за 1920—1925 гг.: Гиппиус З. Ук. соч. С.357), сам Мережковский, считая Савинкова авантюристом, лишенным всякой духовности, все же видел в нем черты политического подвижника.

 

6. Д.В.ФИЛОСОФОВ — З.Н.ГИППИУС

 

Воскресенье, 10^го июня 1921

 

Зина, Дмитрий Михайлович Одинец¹ до самого последнего времени нес всю тяжесть работы по управлению комиссии интернированных и принимает самое близкое участие в руководстве политической работой.

Хотя вы от нас отошли, но думаю тебе будет интересно с ним побеседовать.

 

Твой

 

Дима

 

Ответ на письмо Аси² я послал тебе с курьером. Рейлли потерян в Страссбурге, приехав с большим опозданием по железной дороге³.

 

* * *

Оригинал п. хран. у проф. Т.Пахмусс (Урбана, США).

¹ Дмитрий Михайлович Одинец (1883—1950) — историк, впоследствии профессор Сорбонны, сотр. газ. «Последние новости» и председатель правления Тургеневской б-ки в Париже (см. о нем вступ. ст. и коммент. Г.Б.Глушанок в: «Дорогой и милый Одиссей...»: Переписка В.В.Набокова и В.М.Зензинова // Наше наследие. 2000. №53. С.93 и др.). Одно время был членом Российского политического комитета в Варшаве.

² Вероятно, Анна Николаевна Гиппиус (псевдоним Анна Гиз; 1872—1942) — одна из младших сестер З.Н.Гиппиус. После 1917 г. в эмиграции (в Париже). Занималась лит.-ред. деятельностью. См. о ней подробней: Pachmuss T. Intellect and ideas in action: Sel. сorrespondence of Z. Hippius. München, 1972. P. 518. См. также пп. к ней З.Н.Гиппиус: Op. cit. P. 519-527.

³ 13-16 июня 1921 г. в Варшаве (на Маршалковской, 68, в здании финансового отдела РПК) состоялся съезд возрожденного летом этого года Нар. союза защиты родины и свободы — НСЗРиС), который «вынес решение о разрыве с Белым движением, о борьбе за “третью, новую Россию” с истинно рус. демокр. строем, беспартийными советами» (Лит. энцикл. рус. зарубежья (1918—1940). Т.1. Писатели рус. зарубежья. С.347). Савинков, Рейлли и Философов были вдохновителями и непосредственными участниками съезда. Сам факт его проведения явился успехом в координации подпольной борьбы против большевиков, но для того, чтобы профинансировать это мероприятие, Рейлли вынужден был ездить по Европе в поисках необходимых средств. Видимо, об этом и идет речь в заключительной фразе коммент. п.

 

7. З.Н.ГИППИУС — Д.В.ФИЛОСОФОВУ

 

15 января, 1922.¹

Дима!

Какой бардак!! Горемычная, смехотворная, бестолковая и смущающая кутерьма! Я ушам своим не верила, когда Володя² рассказал мне, что ты был здесь. Разумеется, ты был полон расскаяния и сожаления, но ни письма, ни слова о продолжительности твоего пребывания, которое в конце концов можно было бы продлить. Словом, совершенно бестолковая история. Только подумать — ты приехал в Париж «обсудить дело», и что теперь?! Я взбешена, разочарована и укоряю и тебя и себя. Уже не меньше чем пять человек сообщили мне, что ты еще здесь. Может быть, мне положено узнать об этом только через злобные, мелочные сплетни, или было бы легче найти тебя где-нубудь на ночных переулках?

Ради Бога, не пришли мне встречные обвинения. Это бестактно и даже оскорбительно. Никогда раньше меня так не вынуждали подвергать сомнению самую себя да и наше прошлое, как в эти прошедшие дни. Знаю, что тебе понадобится время, чтобы залечить свои раны. Отпиши мне, когда ты вновь овладеешь самообладанием и ясностью ума. Зина.

 

* * *

¹ В начале января 1922 г. Философов снова посетил Париж (см. коммент. к п. 2), где провел несколько недель в связи с необходимостью достать деньги для антибольшевистской деятельности в Варшаве. Мережковские ожидали, что Философов будет гостить у них на квартире, однако Дмитрий Владимирович остановился в гостинице. (Ср. отрицательную реакцию Гиппиус на подобный поступок Философова в ноябре 1920 г.: Гиппиус З. Ук. соч. С.320 и след.: Запись от 26 ноября 1920 г. и др.).

² Злобин (см. прим. 2 к п. №1).

 

8. Д.С.МЕРЕЖКОВСКИЙ — Д.В.ФИЛОСОФОВУ

 

1.V.1922.

Дмитрий Владимирович, милый друг:

Прошло много врeмени с тех пор, как я слышал о вас. Так, пару слов от Антона Владимировича¹. Вы, по всей видимости, замкнулись сам в себе, как заурядный эмигрант. Но, как правило, такие периоды одиночества полезны для вас, так как часто они приносят непредвиденные плоды. Позвольте мне прервать ваше уединение и поблагодарить вас за безотлагательный ответ². Ваше предложение о воззвании к Папе Римскому кажется очень уместным жестом. Посылаю вам копию окончательного варианта, чтобы напечатать в Свободе³. В отношении печатания, попрошу вас не выпускать это до 14 мая. У меня есть особые основательные причины, и я бы хотел воспользоваться некоторым промежутком времени, чтобы написать еще пару статей на эту тему.

Не затруднило бы вас найти и выслать мне материалы для моих польских лекций, которые я оставил у вас в шкафу (особенно Мицкевич и Красинский)⁴? Как изумительно точно вы предсказали мое возвращение в Польшу душой, если уж не телом. Я очень занят романом об Эгипте⁵, а кроме того, накапливаю силы и вдохновение для работы о Польше, о политических и религиозных вопросах, которые меня очень интересуют. Эта работа коснется отдаленных сфер религии, как это понимается церковью. Тема работы — Христианство. Христианство — это не логичный элемент, который можно использовать для построения общества по чьему-то желанию, преображая это в кирпичи или камни, чтобы подпереть истощенное лицо нации, воскрешая национальный дух. Это нельзя изваять или оскопить по желанию смертных, кто видит практическое использование церкви. Христианство — как революция, которая действует за рамками разумного и рационального, это бродит, строится под давлением, вызывает неконтролируемые изменения в нашей жизни и в наших земных идеях, потому что это чуждо нашим примитивным политическим представлениям. Попробуй, если можешь, искоренить Христианство, как это пытаются делать большевики, или обуздать — как хочет сделать Пилсудский, и то и другое будет безуспешным, потому что Христианство сильнее всего. Анти-духовное заражение и духовное противостояние будут бродить еще десятилетия, чтобы выплеснуться наружу. Эта реакция будет иметь обширные последствия. Мы наблюдаем только начало — Не мир пришел Я принести, но меч, и враги человека домашние его⁶.

Несколько раз мы навещали Бунина. Вчера даже вся деревня⁷ была там. И.А.⁸ нас встретил очень сердечно, хотя разговор незамедлительно пошел на предмет «нашей польской эры», как он выразился. Я изумлен его бесчувственной непрозорливости. Он настолько пренебрегает мыслью о каком-либо серьезном усилии, которое предпринимается нами в Варшаве, что все, на что он способен, это надсмехаться над нами по этому поводу. Его речь была нескончаемым потоком глупостей, которых не могли прервать ни возражения, ни вопросы. Любое другое мнение, кроме его собственного, является безоправдательным. Надежда Александровна⁹ была там, пораженная этим спектаклем. Она вышлет вам еще пару рассказов для Свободы¹⁰.

Часто теперь я предпочитаю быть среди французов. Мы встретили A.Gide¹¹, кто редко бывает в наших краях, но мы слышим и знаем о нем через друзей. У меня есть его Morceaux choisis для вас и также Caves du Vatican¹², которые, конечно же, не будут приветствоваться в Польше, но которые посылаю вам как они есть. Как видите, это письмо обо мне. Вам следовало бы подражать мне и посылать некоторые детали ваших планов. Мы уезжаем из Парижа в конце мая, я думаю. Должны ли мы отбросить все надежды на встречу с вами этим летом?

 

Обнимаю вас сердечно,

 

Дмитрий С.

 

* * *

¹ А.В.Карташев (1875—1960) — богослов, историк церкви, церковный и общест. деятель; председатель петербургского Религиозно-философского общества (с 1909 г.). Обер-прокурор свящ. Синода (25 июля — 5 авг. 1917 г.) и министр исповеданий Временного правительства (с 5 авг.). В России и в эмиграции близкий друг и сотрудник Мережковских и Философова.

² О каких письмах Мережковского и Философова идет речь, установить не удалось.

³ О каком воззвании к папе Римскому идет речь и было ли оно напечатано в газ. «За свободу!», не известно.

⁴ Согласно дневникам З.Гиппиус, лекции Мережковского об А.Мицкевиче были прочитаны при огромном стечении слушателей в Минске (лекция «Распятый народ: А.Мицкевич о славянах»; середина февр. 1920 г.) и Вильнюсе (см.: Гиппиус З. Ук. соч. С.293-294, 296 и след. Коммент. к дневникам З.Гиппиус. С.625). См. об этом также вступ. ст.

Сведений о лекциях Мережковского, посвященных З.Красиньскому (1812—1859), не сохранилось. В ст. «Крест и Пентаграмма» (в кн.: Мережковский Д.С., Гиппиус З.Н., Философов Д.В., Злобин В.А. Царство антихриста. München, 1921. C.177-188) Мережковский называет Красиньского «великим пророком Польши», предрекшим войну креста и пентаграммы (пятиконечной звезды) в «Небожественной комедии», разбору кот. он посвящает несколько страниц (Там же. С.186-187).

⁵ Так в тексте. См. об этой своеобразной орфографической и орфоэпической «норме» в кругу мирискусников и близких им людей в публ. ниже очерке Философова «Бакст и Серов».

Речь идет, очевидно, о кн. Д.С.Мережковского, кот. вскоре увидела свет: Тайна трех: Египет и Вавилон. Прага, 1925.

⁶ См.: Матф. 10, 34; 36.

⁷ Вероятно, имеются в виду представители русской колонии в Париже.

⁸ Иван Алексеевич Бунин.

⁹ Н.А.Тэффи (1872—1952).

¹⁰ Для газ. «За свободу!». О каких рассказах идет речь и были ли они напечатаны в газ., не установлено.

¹¹ Андре Поль Гийом Жид (1869—1951) — французский писатель.

¹² Произведения А.Жида «Избранные фрагменты» и «Подземелья Ватикана».

 

9. Д.В.ФИЛОСОФОВ — Д.С.МЕРЕЖКОВСКОМУ

 

17 мая, 1922 г.

 

Милый друг, Дмитрий Сергеевич:

Большое спасибо за Ваше письмо. Возобновление нашей работы обрадовало меня. Я постоянно напоминаю себе, когда слышу или читаю о вас — благоприятные обстоятельства вашей судьбы и рост вашей репутации в Париже — это все необходимо для Вашей внутренней свободы и дает вам возможности писать.

Моя переписка выросла чудовищно как следствие моей работы в комитете¹ и отъезда моих друзей и соратников. Поэтому вам придется смириться с моим молчанием, а также с периодами моего тяжелого настроения.

Я не держу зуба ни на вас, ни на Зину за ваш отъезд и искренне сожалею о наших трудностях. Все-таки Зинины слова «последнее великое арьергардное сражение романтически одержимых» особенно огорчили и меня и наших поляков. Это очевидно, что ее любовь к вам и ее собственное самолюбие, а также ненависть к Борису побудили Зину написать такие стихи². Но давайте не будем об этом.

Ваша польская работа не выходит из моей головы с тех пор, как вы написали мне о вашем намерении³. Я разговаривал об этом с Ю.Чапским⁴ (который все еще считает вас «пророком среди нас»), и я совершенно согласен с ним, что ваше творчество простирается гораздо дальше, чем «обывательское мировоззрение передовой современности»... Поверите ли Вы, что никогда еще не читал ваших заметок о Мицкевиче? Читаю их сейчас — начал с недоверием, продолжил с восхищением и теперь знаю, что закончу c энтузиазмом. Чапский читал их со мной — он очень проницательный, оригинальный и, к тому же, одаренный критик. Я имел возможность оценить его другие таланты, качества, и вижу в нем огромный потенциал для творческого лидера его поколения.

Не хотели бы ли вы начать работу над вашей польской темой в рамках многосерийного издания для Свободы⁵. Это стоит того. Знаете, как люди будут говорить об этом sans cesse...⁶

Жму вашу руку со всем моим расположением к вам,

 

Дима

 

* * *

¹ Речь идет, вероятно, о возрожденном Савинковым конспиративном Нар. союзе защиты родины и свободы (НСЗРиС), созданном на базе РПК (см. также прим. 3 к п. №6). Ср.: «После высылки большинства чл. комитета (во гл. с Савинковым) из Польши в конце окт. 1921 Ф<илософов> стал руководителем (с 1921 по 1924) Варшавского отд. конспиративного “Нар. союза защиты родины и свободы”« (Лит. энцикл. рус. зарубежья (1918—1940). Т.1. … С.408). В деятельность НСЗРиС Мережковский посвящен не был.

² О каких стихах З.Н.Гиппиус идет речь, установить не удалось.

³ См. об этом п. №8 (от 1 мая 1922 г.) и прим. 4 к нему.

⁴ Граф Юзеф Чапский (1896—1992) познакомился с Философовым и с Mережковскими в Петербурге еще до революции. С 1920 г. Философов и Чапский часто встречались и работали вместе в Варшаве. Судя по сохранившимся пп., Философов считал Чапского талантливым художником, критиком и, прежде всего, истинным другом. Позднее, в Париже, Чапский стал редактором польского журнала «Культура» («Kultura»).

⁵ См. прим. 6 к п. №4.

⁶ Беспрестанно (фр.).

 

10. Д.В.ФИЛОСОФОВ — Б.В.САВИНКОВУ

 

Варшава, 16 сент. 1924.

 

Борис Викторович,

Спасибо Вам, что Вы прекратили мою пытку неизвестностью и уведомили меня письмом от 3 сентября, которое я получил сегодня, 16 сентября, что Вы не за страх, а за совесть перешли к большевикам¹. Спасибо также за то, что Вы мне открыли, наконец глаза и дали мне все основания считать Вас человеком конченым и в политическом и моральном отношении.

Спорить с Вами о прелестях большевицкого режима сейчас не буду². Нового ведь, ни на судебном спектакле³, ни в письме ко мне Вы ничего не сказали. Все это старые, набившие оскомину банальности. В этом пункте, Вы, человек талантливый, оказались поразительно бездарным и неумным.

Меня интересует другое. Почему Вы, человек до сих пор мужественный, написали мне такое лживое письмо, почему Вы, человек, не лишенный художественного чутья, поставили себя в такое безобразно уродливое положение мелкого предателя?

«Когда и где мог я говорить о признании?», спрашиваете Вы⁴.

И у Вас рука повернулась написать такой вздор?

Да хотя бы 12-го августа, в тот день когда Вы были в Варшаве⁵. Приехали Вы сюда вопреки моему желанию, нелегально, с иностранным паспортом вместе с супругами Деренталями, только для того, чтобы целый день лгать без конца и не мне одному. Вам просто было стыдно посмотреть мне в глаза и сказать правду. В Вас еще оставались остатки «буржуазных предрассудков», которые с Вас слетели теперь окончательно.

С трогательной заботливостью Вы высказываете предположение, что Ваш дрянной поступок «повлиял на мою судьбу»⁶. Вы, по-видимому, даже предполагаете, что, поставив меня в трудное положение, Вы тем самым заставите меня последовать Вашему примеру. Но поверьте, что если бы я захотел продать себя советской сволочи, то я это сделал бы и без Вашей помощи, не так безобразно, как Вы.

Ведь и в самой подлости должен быть оттенок благородства.

Я, признавая в душе, что совершаю подлость, не разыгрывал бы комедии с покаянными речами перед «русским народишком», и не сплетничал бы в течение двух суток о том, что мне говорили иностранцы, в «частных беседах», я бы никогда не позволил себе вспоминать святые для меня имена расстрелянных большевиками близких мне людей — перед похабным судом этих прохвостов.

Вы часто, шутя, называли меня «барчуком» и удивлялись выносливости избалованного барчука. Так вот, мое символическое «барчучество», которого, увы, у Вас не оказалось, никогда не позволило бы мне разыграть, воистину на крови близких, ту жалкую комедию, которую разыграли Вы. Вы оказались плохим, провинциальным «каботином»⁷. В глубине души Вы должны признать, что все Ваши, так называемые «показания» и «покаяния» — сплошная литература и притом очень плохая.

Я не буду доказывать, как это делают уже многие, что Вы были всегда «подлецом», и что от Вас всегда было можно ожидать «всего».

Не буду, подобно Вам, прибегать к «сенсационным» разоблачениям дурного тона.

Не буду, потому, что с большевиками Вы боролись честно. И только тогда, когда силою вещей Вам пришлось перейти на положение скромного эмигранта, Вы не выдержали. Авантюризм оказался сильнее Вашего ума, воли, совести и чести. И Вы очертя головы кинулись в последнее предательство.

Для меня Вы — мертвый лев. А с той живой собакой, которая находится теперь в России, я не хочу и не могу иметь ничего общего.

О, я знаю, что я Вам нужен. Ведь все Ваше глупое и лживое письмо было написано исключительно с целью заманить меня в Москву. Там Вы поселили бы меня в гостинице «Савой», вместе с гражданином Рейсом⁸, и я помогал бы Вам, в качестве по<д>ручного агента пo «иммиграции», и был бы для Вас вполне безопасен. Ведь все-таки неприятно оставлять вне пределов досягаемости человека, который столько про Вас знает, сколько я. Итак, Вы для меня мертвый лев. К уцелевшей же живой собаке я могу отнестись лишь с презрением... и жалостью. Савинков мог бы кончить все-таки благолепнее!

Всплыть на поверхности Вы уже не можете. Большевики умнее Вас. Они отлично понимают, что человек, способный не только на политическое, но и на личное предательство — недостоин никакого, даже большевицкого, доверия.

Даже из статей Ваших новых друзей Радека, Ульриха, Луначарского и Ко.⁹ Вы могли убедиться, насколько они Вас презирают. Они из Вас выцедят еще несколько сплетен о Черчилле, Нулансе¹⁰, Пилсудском и других высокопоставленных лицах. Вы, вашими глупыми и лживыми манифестами переманите в Сов. Россию еще несколько отбросов русской эмиграции. Этим дело и кончится.

Что касается супругов Деренталей, то я твердо знаю, что они дети¹¹. В остальном же я не уверен.

Читая в своей тюрьме нашу газету, Вы, вероятно, смеялись над нашей наивностью¹². Мы не хотели допустить мысли, что Вы предатель. Но я, лично, не раскаиваюсь в своей наивности. Она лишь доказывает, что я не так легко предаю своих друзей, как это сделали Вы.

Ответ мой я старался написать как можно сдержаннее. Верьте мне, что у меня на языке были совсем другие слова. Но из чувства собственного достоинства и серьезности момента я не считаю себя вправе сводить с Вами личные счеты.

 

Прощайте

 

Д.Философов

 

* * *

Ответ на п. Б.В.Савинкова, написанное 3 сент. 1924 г. во Внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке. Опубл. впервые вместе с последним в газ. «За свободу!» (Философов Д. Ответ Б.В.Савинкову // Предатели // За свободу! 1924. 17 сент. С.1). Печатается по первой публ.

См. об этом п. во вступ. ст. к публ. Отрывок из п. процитирован в: Колоницкий Б. Д.В.Философов и его дневник // Звезда. 1992. №1. С.191.

Ср. реакцию С.Рейлли на п. Савинкова к Философову от 3 сент. 1924 г., выраженную им в п. к В.В.Мягковой и А.Г.Мягкову (от 21 сент. 1924 г.): «Как я и ни был уверен в измене С<авинкова>, но даже я был невыразимо потрясен его письмом Диме. Такой глубины падения не только в нем, но даже вообще в человеке нельзя было бы предположить. Нет примера, нет слов! — Понятно, с точки зрения политической, вся трагедия теперь превращается в какой-то похабный фарс, который уж никак не может быть на пользу большевиков и во вред нашего дела. Зато, с точки зрения психологической, мы стоим перед такой уж пропастью омерзения, что мы, обыкновенные люди с обыкновенной человеческой моралью, с обыкновенными человеческими чувствами, никогда дна ее не сможем узреть. — Теперь подтвердилось то, что я только самому себе, и то только в последние дни смел говорить: измена старая, никакой провокации не было, в течение целого года он нас всех околпачивал. Как вспомнишь все, и большое, и малое, что было за этот год, а в особенности за последний месяц, — нет, не имею слов выразить, что думаю и чувствую!» («Три недели беспросветного кошмара…». Письма С.Рейлли / Публ. Д.И.Зубарева // Ук. соч. С.305.)

Оценка позиции, занятой Философовым в период написания комментир. п., дана в п. Б.В.Савинкова к В.В.Мягковой (от 26 ноября 1924 г.), фрагмент из кот. В.Седельников приводит в ст. «Литературный архив Бориса Савинкова»: «ДВ. бросил в меня комком грязи. Он не понял, да и не захотел понять того, что мне пришлось пережить. Да, было бы, вероятно, “красивее”, если бы я молча, с папиросой в зубах, стал у “стенки”. Тогда бы меня “прославляли” в некрологах и речах. Но тогда бы нашлось немало людей, которые, повинуясь моему молчаливому зову, попытались бы снова начать борьбу. Они бы погибли, убив еще несколько десятков или сотен русских людей. Я на это пойти не мог, ибо звать на борьбу можно, только веря в нее» (Седельников В. Литературный архив Бориса Савинкова // Наше наследие. 1990. №6 (18). С.144).

Ср. также отзывы С.Рейлли в уже цит. п. к В.В.Мягковой и А.Г.Мягкову (от 21 сент. 1924 г.): «Не могу выразить, с каким восхищением я прочел полное достоинства и твердости письмо Димы»; а также в п. к В.В.Мягковой от 27 сент. 1924 г.: «Поэтому я и ценю так письмо Димы — оно выражает все, что, с страшной болью в сердце, могут теперь сказать самые лучшие друзья С<авинкова>« («Три недели беспросветного кошмара…» Письма С.Рейлли // Ук. соч. С. 306, 309).

¹ См. не раз уже цитированную публ.: «Три недели беспросветного кошмара…» Письма С.Рейлли // Ук. соч. «Три недели» — время «беспросветного кошмара» и «пытки неизвестностью» — прошли начиная с 12 авг., когда Философов и др. польские друзья Савинкова простились с ним в Варшаве (см. ниже), и до 3 сент. В течение этого периода состоялся процесс над Савинковым в Военной коллегии Верховного суда СССР (27-28 авг.), приговорившей его к высшей мере наказания (пост. ЦИК СССР от 29 авг. заменена десятью годами лишения свободы). Процесс был освещен на страницах советской печати. См.: Суд над Савинковым. Л.: Кубуч, 1924. См. также: Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.

² В своем п. от 3 сент. 1924 г. Савинков, в частности, писал: «Скажите мне, дорогой друг <…> Считаете ли Вы еще, что большевики расчищают дорогу для реставрации? Конечно, нет. Полагаете ли вы еще, что большевики — захватчики власти, и что русский народ, т.е. прежде всего русский крестьянин и рабочий, не с ними? Конечно, нет. Сомневаетесь ли Вы еще, что большевики, пусть в целях Интернационала, но восстанавливают Россию? Конечно нет. Допускаете ли Вы еще, что с 1920 года ничто не изменилось в России и что в ней по-прежнему царят развал, убийство, террор? Конечно, нет… <…> Вы знаете, что Учр<едительное> Собр<ание> вздор; что мир надо было заключить, что о реставрации не может быть и речи; что русский народ поддерживает большевиков; что большевики действительно восстанавливают Россию, и что многое изменилось за последние два-три года» (См.: Б.Савинков — Д.В.Философову // Борис Савинков на Лубянке: Документы. С.100-101).

³ См. выше прим. 1.

⁴ Ср. в п. Савинкова от 3 сент. 1924 г.: «… моя вина не в “признании”, а в том, что я не успел переговорить с Вами <…> Я поставил Вас лицом к лицу с манифестом, не посоветовавшись и даже не предупредив. <…> Как и где я мог говорить о “признании”?» (Борис Савинков на Лубянке: Документы. С.100).

⁵ Встречу с Савинковым и его спутниками в Варшаве, перед самым его отъездом в Россию, подробно описывает М.П.Арцыбашев в: Записки писателя. XLVIII : Воспоминания // За свободу! 1925. 15 марта. С.2-4. Воспоминания Арцыбашева переизданы в приложении к его пп. Савинкову в: Арцыбашев М.П. Письма Борису Савинкову // De visu. 1993. №4 (5). С.58-59.

⁶ Ср. в п. Савинкова: «Мое “признание” Вас, конечно, поразило. Оно, наверное, повлияло на Вашу судьбу» (Борис Савинков на Лубянке: Документы. С.100).

⁷ От фр.: cabotin — комедиант.

⁸ На конверте п. Савинкова было написано: «Мой адрес: Гражданину Рейсу, Гостиница Савой 316, уг. Рождественки и Софийки, Москва, для Б.В. (мне передадут в тюрьму)» (Там же). Гражданин Рейс — вероятно, Игнатий Рейсс. В.Седельников в ук. ст. писал по поводу копии этого п. в составе его пражского архива, переданного в 1990 г. Советскому Фонду культуру (ныне хран. в: Культурный центр «Дом-музей Марины Цветаевой». Архив Русского Зарубежья. Архивный фонд Б.В.Савинкова): «<...> на одном из вышеупомянутых писем есть помета, указывающая на то, что переписка Савинкова с волей шла через некого гражданина Рейсса, проживавшего в гостинице “Савой”. Вот еще одна загадка для исследователей. Не тот ли это самый советский разведчик Игнаций Рейсс, который был убит 4 сентября 1937 года в Швейцарии после того, как послал в Москву резкое письмо с осуждением сталинской политики? Если это он, то как все же затейливо плетет свои кружева история, тем более что самой распространенной является версия о том, что в убийстве И.Рейсса был замешан муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон, ставший к тому времени тайным сотрудником НКВД» (Седельников В. Ук. соч. С.144).

⁹ В.В.Ульрих — председатель Военной коллегии Верховного суда СССР. А.Литвин и М.Могильнер в ст. «Борис Савинков в исторической литературе и документах» высказывают предположение, что «бессменный председатель карательной судебной военной коллегии в 20—30-х годах <…>, очевидно, учел опыт суда над Савинковым и использовал его в политических процессах конца 20-х—30-х годов» (Ук. ст. в: Борис Савинков на Лубянке: Документы. С.44).

Имеются в виду статьи А.Луначарского «Артист авантюры» (Правда. 1924. 5 сент.) и К.Радека «Борис Савинков» (сб. «Загадка Савинкова. Л., 1925).

¹⁰ Жозеф Нуланс (1864—1939) — французский политический деятель и дипломат. В 1917—1918 гг. французский посол в Петрограде. Поддерживал антибольшевистскую деятельность Б.Савинкова. По непроверенным сведениям, весной 1918 г. «Савинков получил от Нуланса больше 2 млн. руб. на организацию белогвардейских заговоров в Ярославле, Рыбинске, Костроме и других городах» (Дипломатический словарь. Т.II. М., 1950. С.255).

¹¹ В п. от 3 сент. Савинков писал: «Вы же знаете, что и Л<юбовь> Е<фимовна> и А<лександр> А<ркадьевич>, и я — не дети и не жулики, не авантюристы, и не трусы» (Борис Савинков на Лубянке: Документы. С.101).

Александр Аркадьевич Дикгоф-Деренталь (наст. фам. Дикгоф; псевд. Деренталь; 1885—1939) — лит., политический деятель, эсер; ближайший помощник Савинкова (с марта 1918 г.). 16 авг. 1924 г. вместе с Б.Савинковым и Л.Е.Дикгоф-Деренталь (см. ниже) перешел польско-советскую границу, однако, в отличие от Савинкова, или вовсе не был арестован органами НКВД, или вскоре выпущен на свободу. Репрессирован (1937). См. его характеристику в дневниках З.Гиппиус (Гиппиус З. Ук. соч. С.338). См. также вступ. ст. к публ.

Любовь Ефимовна Дикгоф-Деренталь (урожд. Броуд; 1890-е гг. — 1970-е гг.) — личный секретарь Б.Савинкова (с 1920 г.); жена А.А.Дикгоф-Деренталя, любовница Б.Савинкова.

¹² «После ареста Савинкова в СССР ред. “За свободу!” сначала считала сообщения информац. агентств о суде над своим руководителем чекистской провокацией» (Лит. энцикл. рус. зарубежья (1918—1940). Т.1. ... С.409).

 

11. Д.В.ФИЛОСОФОВ — Ст. и Е. СТЕМПОВСКИМ

 

14 Lipca¹ 1930. Warszawa.

Sienna 28.

 

Дорогие, любимые, уважаемые друзья!

 

А я все еще в Варшаве! И опять на меня свалилось несчастье. Умер Пасманик². В субботу, 5-го июля, с большим трудом послал я ему 500 zl. и написал, чтобы он во время моего отпуска, больше статей присылал! А после обеда получил телегр<амму>, что он скончался! За 10 лет я потерял: Савинкова, Арцыб<ашева>³, Португалова⁴ (!?), Пасманика. Кажется, пора уж и мне «закрывать лавочку».

Вспоминаю Вас непрестанно. Сначалa — на «Pen-клубе»⁵. Было мне там очень гнусненько. Чувствовал себя «командором» из «Дон-Жуана». И Боже, как современные польские «дон-жуаны», из «Wiad<omości> Liter<ackie>»⁶ и M.S.Z.⁷ не крепко стоят на ногах!! Для них всякий «Французик из Бордо» — «барин», а Толлер или Вл. Познер⁸ чуть ли не «maîtres de conscience»⁹!

Единственным утешением за это время был для меня приезд Марыни и Юзи Чапских¹⁰. Я ими все-таки горд. Марыня привезла текст своей книги о Мицк<евиче>. Она выйдет осенью у Plon, в серии романсиров<анных> биографий¹¹. Kнига ее, конечно, не совершенна, но для ее биографии она имеет громадное значение. Мар<ыня> страшно выросла, и я за нее спокоен. Она найдет себе в Польше работу, заработок и будет Польше полезна.

Книга ее меня тронула и по другому поводу. Она вновь поставила передо мною две «mentalités»¹². Эмиграционной и государственной¹³.

В последних спорах о том, как писать биографию Мицкевича и вообще «великих польских людей», — как в капле воды отражается вся проблема соврем<енной> Польши. И может быть, я ее лучше вижу, нежели поляки. Мое пребывание в Польше, мои польские «встречи» (напр<имер> с вами, мои дорогие!) очень символичны! Период «потерянного рая» для вас прошел. С 1918 г. вы сидите «na swoich śmieciach»¹⁴, и вы увидели, что вновь найденный рай — черная, густо политая кровью земля, на которой надо в поте лица делать черную, тяжелую и крайне напряженную работу. «Землю обетованную» вы нашли, но дом надо строить, и окружить его крепким забором. Словом, надо «перестроиться». Из эмигрантов-мечтателей превратиться в граждан-строителей, вернее даже в колонистов. Конечно, «bronzownicy»¹⁵ не отделались от духа неволи, но Boy¹⁶ (беру его символически!) слишком легкомысленно думает, что, обладая независимой территорией, Польша уже обладает и независимостью культурной и духовной. Достаточно маленького наводнения, чтобы Kawiarnia Ziemiańska¹⁷ и «Wiad<omości> Liter<ackie>» (Mortkowicz y compris¹⁸) поплыли как сорванная соломенная крыша. Дорогой panie Stanisławie! Я ведь «этатист», мелкий буржуй! Но не думайте, что я «мещанин» и «филистер». Если я против «асфоделий», за скромную «ромашку»¹⁹, то я и против самоупоенного сидения na swoich śmieciach¹⁴, все равно будут ли эти «смети»²⁰ в Ziemiański’ей, у Лурса²¹, у кард<инала> Каковского²², у Боя²³, у Новачинского²⁴ или Дашинского²⁵. Завоевывали Польшу два раза: в 1831 и в 1863. Остальные сто лет о ней мечтали. Теперь ее надо опять завоевывать, но не в припадке бурного bohaterstwa²⁶, а героизмом повседневным. Я этой «смены» что-то мало вижу. Не вижу напряженности закрепления земли обетованной. Задача крайне трудная, потому что дух времени сейчас не национальный, а «интер-национальный». Сколько надо сознательности, мужества и сил, чтобы бороться с коммунизмом и с шовинизмом, и в этой борьбе не забывать о ежедневной работе в «огороде». Русской эмигр<антской> молодежи (и там, в России!) надо заражаться психологией Мицкевичей, польской молодежи надо о ней забывать и учиться у голландцев, швейцарцев и датчан: как ковырять землю усовершенствованной ковырялкой, как устроить кооперативы и во имя жизненной силы насадить в Польше подлинный, здоровый демократизм, без или помимо «центро-левов»²⁷ и «полковников», вопреки Каковским и Недзялковским²⁸.

А мне надо отделаться от «реализма», переселиться в мечтания, переехать в Краков и писать там мемуары.

Что-то я наболтал очень несуразно. К слову пришлось.

 

Ваш Д.Философов

 

* * *

П. хран. в: Отдел рукописей Б-ки Варшавского ун-та. Архив Д.Философова.

О Ст.Стемповском (1870—1952) см. вступ. ст. к публ. См. также: Д. Стюарт Дюррант. Ук. соч. С.451 и др.

Ежи Стемповский (Jerzy Stempowski; псевдоним — Павел Хостовец (Pawel Hostowiec); 1894—1969) — писатель и лит. критик; сын Ст.Стемповского. Философов отзывался о Е.Стемповском с необычайной теплотой. Е.Стемповский до конца своей жизни сохранял подарок Дмитрия Владимировича — кольцо с выгравированным на нем посвящением — как символ их близких отношений. В 1940 г. эмигрировал в Швейцарию, где продолжил лит. деятельность, работая с Ю.Чапским (см. о нем прим. 4 к п. №9) в Парижском лит. ин-те. Начиная с 1954 г. публикует цикл эссе в ежемесячнике «Культура» (ред. Ю.Чапский, см. выше) под названием «Notatnik niespiesznego przechodhia» («Записки неспешно проходящего»). Сб. воспоминаний «Dzieci Warszawy w poczatkach XX stulecia» («Дети Варшавы в начале XX столетия»), а также «Wronia i Sienna» («Улицы Вроня и Сиенна») имеют непосредственное отношение к годам, проведенным рядом с Философовым.

¹ 14 июля (польск).

² Даниил Самойлович Пасманик (1869—1930) — врач, журналист, политич. деятель. Главный ред. периодического изд. «Общее дело». Близкий сотрудник Философова. Его политич. интересы были широки и, на первый взгляд, противоречивы: участник еврейского национального движения, правый кадет и сторонник ген. А.И.Деникина. Автор мемуаров, напечатанных в эмигрантском журн. «На чужой стороне» (1923—1925), а также кн. «Революционные годы в Крыму» (Париж, 1926).

³ Михаил Петрович Арцыбашев (1878—1927) — прозаик, публицист, драматург. С 1923 г. в эмиграции (в Варшаве). До конца своих дней был ведущим публицистом газ. «За свободу!» (см. прим. 6 к п. №4), а также оказывал Философову помощь в ее ред. См. о нем: Неугасимая лампада: Сб. ст. памяти М.П.Арцыбашева. Варшава, 1928.

⁴ Виктор Вениаминович Португалов (1873—1930) — журналист. С 1920 г. в эмиграции (в Сербии). В конце 1920 г., по приглашению Б.Савинкова, в Варшаве. Ред. (вместе с Д.Философовым) газ. «За свободу!» (до конца 1923 г.; до февр. 1926 г. — член редколлегии газ.). Член РПК и РЭК. В 1926—29 гг. — варшавский корр. эмигрантских газ. «Последние новости» (Париж) и «Сегодня» (Рига). Осенью 1929 г. переехал в Париж, где и умер (см. о нем подробнее: Амфитеатров и Савинков: Переписка 1923—1924 // Минувшее. М.; СПб., 1993. Вып.13. С.80).

⁵ Речь, очевидно, о варшавском пен-центре международного объединения писателей — Пен-клуба, осн. в 1921 г. в Англии (название от англ. pen — перо, и вместе с тем аббревиатура из первых букв англ. слов: poem — поэма, essay — эссе, novel — роман).

⁶ «Wiadomości Literackie» («Литературные ведомости») — самый популярный польский лит. журн. ХХ в. Этот объективный и не имеющий отношения к политике еженедельник изд. с 1924 по 1939 г. в Варшаве под ред. М.Грыдзевского. Создатели журн. задались целью придать новое дыхание польской лит., предоставляя свои страницы различным творческим направлениям.

⁷ Ministerstwo Spraw Zewnętrznych — Министерство иностранных дел (польск.).

⁸ Эрнст Толлер (1893—1939) — немецкий писатель, представитель левого экспрессионизма.

Владимир Познер (1905—1992) — французский писатель (в молодости писал и печатался на рус. яз.); член французской компартии с 1932 г.

⁹ Мастера совести (фр.).

¹⁰ О Ю.Чапском см. прим. 4 к п. №9.

Марыня Чапская — сестра Ю.Чапского. См. о ней прим. 10 к п. №14. См. также о ней и о Чапских: Гиппиус З. Ук. соч. С.305-307.

¹¹ Биография А.Мицкевича «La vie de Mickiewicz» («Жизнь Мицкевича»), написанная М.Чапской, была опубл. изд. «Плон» («Plon») в Париже в 1931 г.

¹² Два различных склада ума, два образа мышления (фр.).

¹³ Так в тексте автографа.

¹⁴ Буквально: на своих тряпках (польск.), т.е. в собственном маленьком мире.

¹⁵ «Brązownicy» (от польск. brąz — бронза; по-русски, неточно — «Медники») — неофициальное лит. объединение, члены кот. идеализировали польскую культуру прошлых веков, как бы сравнивая ее значение с неизменностью и великолепием бронзового монумента (отсюда — «медники»). Т.Бой-Желенский (см. о нем ниже) деятельно выступал против «медников», критикуя в своих соч. их романтическое восприятие недавно завоеванной независимости Польши. В отношении политич. позиции «медников» Философов, подобно Т.Бой-Желенскому, считал, что политич. ситуация должна быть оценена со значительной долей реалистической гибкости: несгибаемость «бронзового сплава» прошлого в тот момент, с его точки зрения, была просто неприемлема. В частности, горячие лит. дебаты разгорелись вокруг необычайно правдоподобного в своей человеческой хрупкости и жизненности образа А.Мицкевича, созданного в ст. Т.Бой-Желенского, напечатанных в «Wiadomości Literackie» и «Kurier Poranny», что вызвало крайне раздраженную реакцию в лагере сторонников традиционного и идеализированного образа поэта-героя. В работах того времени Философов изложил свое понимание личности Мицкевича, внеся лепту в эту лит. полемику.

¹⁶ Тадеуш Бой-Желенский (Tadeusz Boy-Żelenski; 1874—1941) — поэт, прозаик, переводчик, один из ведущих польских лит. критиков. Рьяный сторонник либерализма и противник клерикализма. Бой-Желенский изд. серию набросков «Brązownicy», а также многочисленные ст. о Мицкевиче (cм.: Boy o Mickiewiczu / Ed. A.Stawar. Warszawa, 1949).

¹⁷ Kawiarnia Ziemiańska (Дворянское кафе) — элитарное варшавское кафе на ул.Мазовецской, где регулярно собирались писатели, критики, театральные деятели.

¹⁸ Морткович со товарищи (польск.). Яков Морткович (Jakub Mortkowicz; 1876—1931) и его жена — Янина. Издатели художественной лит-ры, в т.ч. произведений С.Жеромского, М.Домбровской, Л.Стаффа и др. известных совр. писателей. Морткович финансировал М.Домбровскую (см. пп. №№ 13, 14 и прим. к ним), когда она работала над первыми частями романа «Ночи и дни».

¹⁹ Образы-символы, на кот. строится ст. Д.С.Мережковского «Асфодели и ромашка», вошедшая в его кн. «В тихом омуте» (1908). См.: Мережковский Д.С. Полн. собр. соч. Т.16. М., 1914. С.40-49. См. также недавнее переизд.: Мережковский Д.С. В тихом омуте: Ст. и иссл. разных лет. М., 1991. С.49-57.

²⁰ Тряпки (польск.).

²¹ Lours (Лурс, Лурц) — знаменитое кафе около Варшавского ун-та, где часто бывал Философов.

²² Кардинал Александр Каковский (Kakowski; 1862—1935) — архиепископ Варшавы. С 1919 г. — кардинал и примас Польши. Получил образование в Санкт-Петербурге, преподавал в Варшавской cеминарии; проф. Духовной академии. Вплоть до 1917 г. А.Каковский пользовался поддержкой царского двора и в 1913 г. был назначен католическим архиепископом Варшавы. После 1917 г. Каковский проявил прогерманские настроения. Убежденный христианский демократ, Каковский не одобрял политику Пилсудского.

²³ Т.Бой-Желенский (см. прим. 10).

²⁴ Адольф Новачинский (Adolf Nowaczyński; 1876—1944) — драматург, сатирик, публицист. Был тесно связан с лит. направлением «Молодая Польша» («Młoda Polska»). Политич. он поддерживал националистическую и антисемитскую Народную демократическую партию (Endecja).

²⁵ Игнацы Дашинский (Ignacy Daszyński; 1866—1936) — активный общест. деятель, организатор Партии рабочих в Львове (1892), один из ключевых организаторов Партии польских социалистов (ППС).

²⁶ Героизма (польск.).

²⁷ «Центролевы» («Centrolew») — коалиция радикальных социалистов различных оттенков; Партия рабочих и христианских демократов. Создана в 1929 г. как противовес влиянию Санации (Sanacja) и диктатуры маршала Пилсудского. Активно участвовала в организации конгрессов, собраний и демонстраций. В 1930 г. лидеры коалиции и активисты этого движения были арестованы по инициативе правительства и присуждены к различным срокам тюремного заключения.

²⁸ Мечислав Недзялковский (Mieczysław Niedziałkowski; 1893—1940) — известный политик, социалист, одно время сторонник Пилсудского. В конце концов присоединился к оппозиции, призывая интеллигенцию и крестьянство поддержать ППС. Противостоял режиму Пилсудского, был одним из идеологов «центролевов». Погиб во время Второй мировой войны в немецком плену.

 

12. Д.В.ФИЛОСОФОВ — М.ДОМБРОВСКОЙ

 

28.8.[19]30. Jaworze.

 

Большое спасибо, дорогая p<ani> Marjo, за милое письмо, столь прекрасным, русским языком написанное!

Вообще на письма не следует отвечать, это предрассудок. Отвечать надо лишь на письма с определенными вопросами, т.е. на деловые. Иначе вся бы жизнь ушла на переписку. Следует писать письма, когда захочется, а не отвечать по долгу службы.

У нас стоят здесь такие нежные, целомудренные, осенние дни, что я прямо растерялся. Хочется wykorzystać¹ каждую минуту, а сил нет. Уже в 5 ч. утра, а иногда и в четыре, выскакиваю на балкон. Бывает и раньше. Посмотреть звезды перед заходом. А вечером, в 10 ч. уже никуда не годен, хотя тут-то звезды особенно великолепны. А после подвечорка хожу на горку, посмотреть закат. И предаюсь романтической меланхолии, благодаря ассоциациям воспоминаний. Наш деревенский дом, в селе Богдановском², был на холме. С более крутой, юго-западной, стороны был въезд, после большой березовой аллеи, а с другой, северо-восточной, отлогой стороны, был парк, десятин в 15, 20. Сначала прямые аллеи, стриженые липовые аллеи, шпалеры причудливо стриженных елок. Это старый, прадедовский парк в стиле Люд<овика> XIV-го, эпохи Петра Вел<икого> и Елизаветы. Вторая половина уже в «новом вкусе» сентиментально-английском, начала XIX-го века, устроенный моим дедом. Грандиозный пруд (можно было кататься под парусом!), искусственные острова, и наконец — «лес» без дорожек. Все это было окружено глубоким рвом, и высоким валом, обсаженным некогда стриженными елками, в два ряда. Почему-то кусок вала со стороны въезда был без деревьев, и на этом валу стояли скамейки, с которых принято было после обеда (тогда обед был ранний, часов в 6 веч<ера>) смотреть на заход. Мама³ это очень любила. Пространства были бесконечные. Сначала обработанные поля, потом таинственные «недоступные» дали, почти безлюдные, по которым тянулась жел<езная> дор<ога> из Петерб<урга> в Киев.

Мне Яворже нравится, потому что природа совсем не напоминает Богдановское. Никаких болот, перелесков, журавины, брусники. Но вчера я почувствовал острое сходство, во время заката. И по очень смешной причине. Усевшись на горке, вдруг вижу тонкий, новый месяц, а под ним начинающую мерцать Венеру. (По-моему, это Венера!). Я подумал, неладно: с левой стороны! Но вдруг успокоился. Да ведь так должно быть! Это было так и в Богдановском! Смотришь на закат, и там, около «омшаника» (из дикого камня, странная постройка, для хранения зимою овощей и картофеля!), налево все ярче и ярче загорается месяц, сквозь ветви старой, «плакучей» березы. И Венера там загоралась. При ее появлении кто-нибудь, бывало, затягивал даже «Звезда вечерняя моя» из Тангейзера⁴! И сразу все стало напоминать детство. Казалось, что никаких «Каттовиц»⁵ нет, а вместо них бесконечные перелески, болота, клюква, брусника. Что это, proszę państwa, nie Śląsk Czes<ki>⁶, а «новоржевский» уезд Псковск<ой> губ<ернии>. И в сумерки вырастали постройки. Ясно видел избу, в которой справа жил столяр Матвей, а слева старенькая пекарка, Евдокимовна. Евдокимовна родилась вместе с Victor Hugo, quand le siècle avait deux ans⁷. Но по странной случайности, они друг друга не знали. Старая babcia в domu kobiet⁸, любила, в бессонные ночи, воспоминания... Я их не люблю. Они меня обессиливают, влекут к смерти, к неделанию. Только глядя в будущее, мы, эмигранты, можем жить, и общаться с молодежью.

 

У нас здесь главным событием было появление pani Korsakowej⁹. Я думал, что приедет starsza pani¹⁰, жена «miarodajnego czynnika»¹¹. Оказалось же, — Грета Гарбо с примесью какого-то 1830. Я с ней еще не разговаривал. У меня ведь флирт с p<anią> Мартой¹²! За столом большая перемена! На месте p<ana> Jerzego сидит, рядом со мной, p<ani> Марта. С Вашим отъездом д<окто>р переселился на противоположный конец, к великому удовольствию всех тамошних чупирадл. Вчера он сел посередине, рядом с p<anią> Korsakowa. Она сразу оживилась, и я решил, что она chaud-froid¹³, что она покрыта снегом, как многие вулканы. Когда все разошлись, пришла pani Czopowa¹⁴ и стала меня благодарить, что я сумел оживить ее дочь. До меня она, мол, скучала, не сходила часто сверху, а теперь весела, смеется. Видите, какой я имею успех! Этa высказанная вслух благодарность напомнила мне ее слова о векселях. Помните? Liebkind¹⁵ «нуден» до остервенения. А главное, он вовсе не добрый. Но чтобы быть злым, надо быть чуть-чуть «художником», тогда zlośłiwość¹⁶ прощается. У него абсолютный brak¹⁷ художественности!

 

Привет дорогому p<anu> Stanisławowi¹⁸

Целую Ваши дорогие ручки

Ваш        Д.Философов

 

* * *

Написано в санатории в Яворже (Jaworze); хран. в: Отдел рукописей Б-ки Варшавского ун-та.

Мария Домбровская (Dąbrowska; 1889—1965) — известная польск. писательница. Крупнейшее произв. — тетралогия «Ночи и дни («Noce i dnie», 1932—34).

¹ Воспользоваться, использовать (польск.).

² Богдановское — семейное поместье Философовых, находившееся в Новоржевском уезде Псковской губ.

³ Анна Павловна Философова (урожд. Дягилева; 1837—1912) — мать Дмитрия Владимировича, видная общест. деятельница.

⁴ Ария Вольфрама фон Эшенбаха из оперы Р.Вагнера «Тангейзер» (1845), акт III.

⁵ Катовице (Katowice) — большой промышленный город в Польше.

⁶ Извольте господа, не чешская Силезия (польск.).

⁷ Виктором Гюго, когда столетию всего два года было (фр.).

⁸ Бабушка в доме женщин (польск.).

⁹ Г.Корсакова (H.Korsakowa) — жена Владислава Корсака, должностного лица и влиятельного члена «Санации» (1926—1939), воеводы Варшавы.

¹⁰ Почтенная дама (польск.).

¹¹ «Государственного мужа» (польск.).

¹² Марта Ставро — дочь доктора З.Чопа, директора санатория. Вышла замуж за греческого аристократа К.Ставро и проживала в Вене.

¹³ Горячая-холодная (фр.).

¹⁴ Зигмунтова Чопова (Zygmuntowa Czopowa) — жена доктора З.Чопа (см. выше).

¹⁵ Вероятно, один из соседей Философова по санаторию в Яворже.

¹⁶ Гневливость (польск.).

¹⁷ Отсутствие (польск.).

¹⁸ Ст. Стемповскому (см. коммент. к п. №11).

 

13. Д.В.ФИЛОСОФОВ — М.ДОМБРОВСКОЙ

 

Понед<ельник> 25.IV.<19>32.

 

Szanowna, kochana i utalentowana Pani Marjo!¹

 

Не знаю, как и благодарить Вас за Ваше драгоценное для меня письмо.

Я твердо верю, что Боженька даст Вам сил окончить Ваше большое дело, Ваш роман².

Поймите, любимая и глубоко-чтимая, pani Marjo, что Ваш роман уже Вам как бы не принадлежит. Вы его уже отдали читателям, которые доказали Вам, как Ваше дело им нужно и дорого. Ваше «Я», Ваша личность уже претворилось в Ваше художественное творчество, вы как бы обречены. Вы уже слуга Божий, Вы делаете дело как бы выше Вас стоящее, Вы служите самому Вашему святому, Вашему Богу. И в этом сознании должно быть Ваше великое страдание, но и великое утешение. Никакое большое дело не может быть крепким без больших страданий. Ведь Вы уже не писатель, который пишет, как чистый ремесленник. Какое-то внутреннее откровение заставило Вас писать, помимо Вашей сознательной воли, вопреки Вашей личной жизни. Вы себя обрекли на самое большое мучение, на муки творчества. И этот внутренний долг, указанный Вам свыше, Вы должны исполнить. Ибо это Ваш долг не только перед собой, но и перед десятками тысяч читателей, т.е. живых и несчастных людей, для которых слова Ваши являются великим утешением и помощью. В успешном окончании нашего³ жизненного дела — Ваше спасение. Сделайте это, и все остальное приложится. Не падайте духом, ибо Вы добились самого главного, сознания, что Вы талантливы, и что Ваш талант нужен другим. Я Ваш простой читатель, но если бы Вы знали, какое утешение Вы даете хотя бы мне. Я честно, с открытой душой подошел к Польше, и получил за это много страданий, как от поляков (лицемерный москаль!) так и от своих (продался полякам!). Ваш роман объяснил мне, что я не побежден, что я победил, ибо Ваш роман показал мне, за что я люблю Польшу, и какую Польшу я люблю. Показал мне страдания серой Польши и ее право на место под солнцем. Будьте за это благословенны.

Очень хотел бы Вас повидать.

С великой благодарностью и великим уважением целую Ваши руки.

 

Ваш Д.Ф.

 

* * *

П. хран. в: Литературный музей, Варшава. Архив М.Домбровской. Публ. впервые.

¹ Уважаемая, любимая и талантливая пани Мария! (польск.)

² Философов пишет о втором томе романа (тетралогии) М.Домбровской «Noce i dnie» («Ночи и дни»; 1932—34). К ноябрю 1931 г. Домбровска успела отредактировать первый том («Богумил и Барбара»), а 3 февр. 1932 г. появился второй том («В вечной тревоге»). За следующие два года она написала еще два тома романа — «Любовь» (1933) и «Ветер в лицо» (1934). Философов деятельно способствовал созданию этого произведения, участвуя в редактировании рукописей и их обсуждении с автором.

³ Так в тексте.

 

14. Д.В.ФИЛОСОФОВ — Ст.СТЕМПОВСКОМУ

 

26.VIII.<19>38. вечером. Otwock. «Wiktorуwka»

 

Drogi Panie Stanisławie!

 

Вот я и влопался! Что называется, сел в калошу. Понадеялся на свою память, забыв, что ныне моя память ни черта не стоит, что могу Вас назвать Panem Mieczysławem, а письмо датировать «мартобрем», как гоголевский сумашедший¹...

Что касается «цитаты», то она из Тютчева:

«Ты бурь уснувших не буди,
Под ними хаос шевелится!»²

С Тютчевым я не расстаюсь, но сейчас его у меня нет под рукой: уложен в «скшиню»³, ввиду постоянных переездов из комнаты в комнату.

Процесс 193⁴ помню лишь по рассказам мамы. К Бардиной⁵ она относилась с большим уважением, принимала участие в организации защиты (можно сказать, что все лучшие адвокаты стремились «защищать»), и в деревне у нас были и легальные и нелегальные отчеты о процессе. Но это все времена «очаковские и покорения Крыма»⁶. Процесс Веры Засулич уже по-своему «переживал». Мне, кажется, было лет шесть. Особенно меня занимало, что вот у этого генерала⁷, который устроил нам, детям, когда нас зимою неожиданно выслали в Петергоф (дома умерла сестра от дифтерита⁸), «громадную» гору, чтобы скатываться на санках, в животе пуля, и он с ней ходит.

 

28. VIII. Воскресение.

Вот и перерыв из-за разных «болестей, печалей и воздыханий». А в этот перерыв приезжал не умный, но Боже какой славный Бранд⁹, который проявляет недосягаемую для меня моральную высоту. Приехал он после похорон одного нашего давнего (17 лет работал вместе, а фамилия его Dąbrowski¹⁰, внук повстанца 1863 года, но, конечно, не такой «bohater»¹¹ как Godlewski!¹²) сотрудника. Осталось после него 7 человек детей и никаких средств. Вчера с Брандом мы поплакали, а вечером, неожиданно, погасло электричество. Сидел в темноте, при одной свечке. «Ни писать, ни читать, только... пó полу скакать», как поется в одной детской песенке. Но я, увы, уже не скакун. Пришлось «коротать» вечер как «Меньшиков¹³ в Березове» (была такая картина на «передвижной» выставке!¹⁴). Если придется жить в этой «юдоли» еще год-два, то доживу до того момента когда между «uzdrowiskiem i letniskiem»¹⁵ под Варшавой и доисторическим поселением в Бискупине¹⁶ — не будет никакой разницы.

Письмо Ваше меня, признаться, огорчило. И до чего мне знакомо писание «карандашoм», прекращениe письма от усталости и вместе с тем потребность что-то сказать. Сколько писем я Вам «написал» ночью, когда лежал с рукою в железной сетке и «терпеливо ждал конца».

Представьте себе, кто у меня на днях был! «Jetez votre langue aux chiens!»¹⁷ (см. письма M-me de Sévigné) не отгадаете! Петро Певный¹⁸. Я его принял по недоразумению, ибо «служанца» сказала, что меня желает видеть p<an> Poseł Perl(!?)¹⁹. Но не раскаялся! Жив Гоголь! Жив Чичиков, который «несправедливо пострадал» и «немел перед законом». Если когда-нибудь Бог даст свидеться — расскажу. В общем, «Скучно на свете, господа!» (Гоголь), или «Скучно! Тушите огни!» (Толстой), или «Воды дошли до души моей» (Псалмы Давида).

Но... Pani Marja²⁰ как-то мудро мне написала, что она одновременно чувствует себя и счастливейшим и несчастнейшим человеком на свете. Все, что я написал сейчас «na czarne»²¹, можно написать и «na białe»²². С одной стороны, «что пройдет, то будет мило»²³. Поэтому завладевает жажда воспоминаний. А с другой стороны — «Ihr naht euch wieder schwankende Gestalten»²⁴, и не так легко их конкретизировать, стабилизовать их колеблемость. Отсюда не только желание вспомнить то, что помнится, но и вспомнить то, что забыл, или что тебе неясно. Устал. «Кончаю, страшно перечесть»²⁵.

 

Ваш        Д.Ф.

 

* * *

Одно из последних п. к Ст.Стемповскому. Написано в клинике д-ра З.Добровольской (Wiktorówka) в Отвоцке, где Д.В.Философов и скончался впоследствии (см. вступ. ст. к публ.). П. хран. в: Отдел рукописей Б-ки Варшавского ун-та. Публ. впервые.

О Ст.Стемповском см. коммент. к п. №11 и вступ. ст.

¹ Имеется в виду известное место из «Записок сумасшедшего» Н.В.Гоголя, где одна из «записей» героя датируется «Мартобрем 86 числа».

² Неточно цит. заключительные строки стих. Ф.И.Тютчева «О чем ты воешь, ветр ночной?..». Стемповский часто обращался к авторитету (Философову) за подтверждением фактов, цитат.

³ От польск.: skrzynia — сундук.

⁴ Речь идет о суде над участниками «хождения в народ», проходившем в С.-Петербурге с 18 окт. 1877 г. по 23 янв. 1878 г.

⁵ Софья Илларионовна Бардина (1852—1883) — революционерка, член организации «Народная воля». Известна по ее выступлению на «Процессе 50-ти» 9 марта 1877 г. Бардина была приговорена к девяти годам каторжных работ (см.: Джабадари И.С. Процесс 50-ти // Былое. 1907. № 8-10; Ульяновский А. Женщины в процессе 50-ти. СПб., 1906.

⁶ Цит. из «Горя от ума» А.С.Грибоедова, действие II, явл. V.

⁷ Философов имеет в виду генерал-адъютанта Ф.Ф.Трепова (1812—1889), на кот. совершила покушение В.Засулич (1878). В своих дневниках Философов упоминает «дипломатические» связи своей семьи с Ф.Ф.Треповым: «Именно в Висбадене, (или позднее в Крейцнахт) я в первый раз увидел “Фед Федыча” Трепова. Меня удивило видеть его в штатском. Мы привыкли его видеть на улицах в форме. Он ездил всегда стоя, держась за спину кучера. Пристяжные завивались. Нам это очень нравилось, мы часто играли “в Трепова”. При этом мы не разделяли градоначальника — от Трепова. Трепов для нас была не фамилия, а как бы звание, т.е. начальник всех городовых, человек ездивший стоя, назывался Треповым. А тут еще нам сказали, что у него в животе пуля, с которой он благополучно гулял. Мама была всецело на стороне Засулич. Брат Владимир принимал косвенное участие в ее побеге. Но это не мешало “милейшему” Фед Федычу посещать маму, играть с нею в ералаш» (ОР ИРЛИ. Ф.102. Архив Дягилевых. Д.188. Записки Д.Философова (5 тетрадей). Тетрадь IV. Лл. 73-75).

⁸ Нонна — младшая сестра Философова — умерла от дифтерии в 1877 г. Похоронена в Петергофе.

⁹ В.В.Бранд — поэт, совместно с Философовым ред. журн. (затем газ.) «Меч» (Варшава, 1934—39; см. вступ. ст.).

¹⁰ Антон Семенович Домбровский (1899—1938) — писатель, публицист; родился в Bоронежской губ., получил образование в Москве, эмигрировал в 1922 г. в Варшаву. Домбровский сотрудничал с Философовым с 1922 г. в газ. «За свободу!», одновременно писал рассказы, ст. для берлинских газ. «Слово» и «Новое слово». Автор неизд. романа «Иван Калюжный».

¹¹ Герой (польск.).

¹² М.Чапская (см. прим. 7 к п. №11) написала пространную ст. в «Wiadomości Literackie» (1938. №30) о Францишеке Годлевском (1866—1937) под названием «Śmugi jasne na tle smroku...» («Ясные полосы в сумерках...»), посвященную истории любовных взаимоотношений между Годлевским, молодым привлекательным офицером, и Э.Ожешко (польская писательница Элиза Ожешко, 1841—1910), кот. завязались в 1897 г., год спустя после смерти ее второго мужа Нахорского. В своей ст. М.Чапская приводит дневниковые записи, характеризующие обстоятельства, при коих Ожешко, узнав о предстоящей женитьбе Годлевского, дарит ему кольцо как символ ее любви; этот дар Годлевский ей возвращает.

¹³ Так в тексте.

¹⁴ Картина В.И.Сурикова «Меншиков в Березове» (1883), находится в Третьяковской галерее.

¹⁵ Курортом и дачным местом (польск.).

¹⁶ Бискупин — остатки славянского поселения древнейшей эпохи (1300—400 до н.э.). Обнаружены перед второй мировой войной на территории Польши, в болотистой местности близ Быдгоща.

¹⁷ «Бросьте собакам ваш язык!» (Фр.)

¹⁸ Петро Певный (1888—1957) — украинский политич. деятель и журналист. После 1919 г. эмигрировал в Польшу. Принимал активное участие в деятельности уркаинских националистов на Волыни, а с 1926 по 1935 гг. был ред. еженедельного изд. на украинском яз. «Українска Ніва» (Варшава). В Варшаве же П.Певный познакомился с Философовым. Философов отзывалься о Певном с уважением, одобряя его политику компромисса с поляками. Певный был членом польского Сейма в течение двух избирательных сроков — в 1930 и 1935 гг.

¹⁹ Посол Перл (польск.).

²⁰ М.Домбровская (см. выше).

²¹ Начерно (польск.).

²² Набело (польск.).

²³ Цит. из стих. А.С.Пушкина «Если жизнь тебя обманет…».

²⁴ «Вы снова здесь, изменчивые тени» (нем.). Цит. из «Посвящения» к «Фаусту» И.-В.Гете.

²⁵ Цит. из «Евгения Онегина» Пушкина («Письмо Татьяны к Онегину», гл.III).